Монах

Алеша пришел пораньше, вокруг диванчика все было зелено, на тоненьких стебельках, похожие на звездочки, покачивались под мягким ветерком нарядные цветки ветреницы. Среди зеленого ковра они собирались в кружки, словно хороводы водили. Не было весенней грязи, бегущих с гор ручьев, потому и вода в реке была светлая и чистая, похожая на ключевую, со стремительным течением. Местами она, закручиваясь в водовороты, поворачивала у самого берега течение вспять.

Река переливалась на закатном солнце, сквозь хрусталь воды проглядывали камни. В небе ни единого облачка, тепло и тихо, словно летом. В такие благостные вечера хочется мечтать о светлом и говорить о хорошем.

Вскоре подошла Маша. От быстрой ходьбы она запыхалась, увидев его, улыбнулась и прикрыла ладошками щеки. Алеша уже знал, почему она это делает. Не успевало весеннее солнце пригреть ее лицо, первые веснушки были тут как тут.

Алеше нравилось в Маше все: стройная фигура и милое лицо. У нее были красивые голубые говорящие глаза, которые светлели и сияли от счастья, и темнели в минуты печали, высокий и гладкий лоб, брови густые и темные, прямой аккуратный нос, алые, без всякой помады губы, ровные и белоснежные зубы, копна волос каштанового оттенка. Лицо ее, чаще улыбчивое, чем печальное, было всегда добрым и внимательным. Смотрел он на Машу и насмотреться не мог. Нравился ему и характер девушки: честная, ответственная, и при этом общительная и вежливая со всеми.

— Ну все, хватит съедать меня взглядом, — улыбнулась она. — Зачем позвал, рассказывай…

— Знаешь, Маша…

Он замялся, встал, прошел по берегу, нашел плоский камень и запустил его по водной поверхности, считая вслух, сколько раз он коснется воды.

— Почти двадцать блинчиков.

Маша тревожно посмотрела на него. В ее взгляде, таком родном, он увидел страх.

— Алеша, что-то случилось?

— Да нет, ничего не случилось.

— Тогда почему ты такой странный? Я же чувствую! От сестер плохих вестей нет?

— Да нет, все у них в порядке.

— Ну, тогда рассказывай, не блинчики же считать мы пришли, тем более надо готовиться к экзаменам.

Алеша, засунув руки в карманы, стоял, понурив голову.

— Так зачем позвал? Таинственность напустил…

— Увидеть хотел, посидеть рядом, услышать твой голос.

— Хватит, хватит, — она улыбалась, — знаю я тебя! Беспокоит тебя что-то не на шутку. Сам же сказал, о важном надо поговорить.

— О важном. Из Находки пришли документы, нас ждут в мореходном училище.

— Кого ждут? И при чем тут ты?

— Нас троих: Борьку, Витьку и меня. Отправили документы год назад, и вот сейчас пришло приглашение.

— Ты это серьезно?

— Какие могут быть шутки.

Они замолчали.

— Ну почему ты молчишь, Маша?

— А мне нужно что-то сказать? От меня что-нибудь зависит, я могу запретить тебе ехать?

Все это было сказано быстро, с обидой в голосе.

— Но я же не могу, Маша, жить без тебя.

Она рассмеялась.

— Почему ты смеешься?

Они снова замолчали.

— Алеша, а кто придумал эту поездку?

— Я.

— Ты? Не может быть!

— Да, я, но это было год назад, до нашей с тобой встречи.

— И что, обратного пути нет?

Алеша молчал.

— Понятно.

— Что тебе понятно?

Она отвернулась от него. Тишина стояла такая, что был слышен мягкий шум воды у самого берега, а потом и звук колес очередного поезда.

— Мне стыдно перед ребятами, я их так долго уговаривал, а теперь дам задний ход?

— Может, они передумали?

— Ты что… Пляшут от радости. Это же такая удача! Быть штурманом! Бороздить моря и океаны!

— Ну, так что же, поезжай, кто тебе мешает?

— Маша, — он взял ее за руку, — а как же ты?

— Я? — удивленно спросила она. — А я-то здесь при чем? Ведь это не я собираюсь быть штурманом и бороздить океаны.

— А может, поедешь со мной?

— Как ты это представляешь? Шестнадцатилетняя влюбленная дура умчалась со своим другом в неизвестность? Что я там буду делать? На что жить?

— Почему в неизвестность, я все узнал, девчат принимают в мореходку.

— Девчат, может, и принимают, только я не морячка, да и родителей не брошу. А еще я должна сказать тебе, что ужасно боюсь воды, к тому же подвержена морской болезни. Я даже на речном трамвае не люблю кататься, мне плохо становится.

Они опять замолчали надолго. Солнце ушло за горизонт, и сразу похолодало.

— Пойду я, Леша, домой, вырвалась на минутку, мама ждет, дел надо много переделать.

— Я провожу тебя.

— Нет. Мне надо привыкать, что теперь меня некому будет провожать.

— Ну, что ты такое говоришь… Не уходи, я не знаю, как мне поступить.

— А ты подумай. Посиди и подумай.

Она встала, не прощаясь, и пошла по тропинке в гору.

— Маша!

Девушка повернулась, вопросительно глядя на него.

— Ну почему ты вот так просто уходишь?

— Мы же не на вокзале, Алеша, думаю, еще встретимся. Пока.

Она махнула рукой, и почти взлетела на косогор.