Монах

Вот и поговорили. Столько надежд он возлагал на встречу, думал, что сумеет убедить Машу уехать вместе к Тихому океану. Но почему он не подумал, что она не может бросить пожилых родителей? Да они с ума сойдут! Случись такое, вдогонку отправят всех родственников. Как он мог надеяться, что она согласится? А как же он оставит ее и уедет? Да он без нее — одинокий листок с большого дерева. Отказаться от поездки? А как же ребята… Узнают, на смех поднимут.

Алексей вернулся к «бревну-дивану», сел и стал смотреть на реку, которая неслась мимо. Рядом стоящая ГЭС постоянно сбрасывала сотни кубометров воды через постоянно работающие гидротурбины. Именно поэтому река в городе никогда не замерзала, она разъединяла город на две половины, и единственный мост не справлялся с потоками машин и людей. В первые дни марта оживал любимый вид транспорта горожан — речной трамвайчик. Почему маленькие теплоходы назвали так? Может, потому, что людей в них входит столько же, сколько в трамвай? Но как сравнить душный вагон наземного транспорта с палубой, со свежестью реки, ну, а о пробках и выхлопных газах от машин и говорить не приходится.

Мимо Алеши, пыхтя и ударяя лопастями, шел трамвайчик-теплоход, до берега доносилась музыка. На верхней палубе танцевала молодая пара.

— Хорошо им там, — подумал юноша. — Мне тоже было хорошо, в те времена, когда жива была мама. Сколько времени утекло с тех пор. Целая вечность.

Жизнь перевернулась три года назад. В этот вьюжный декабрьский вечер он бежал домой. Закончилась вторая четверть в школе. С мамой договорились наряжать елку, она, красивая и кудрявая, ждала в сарайчике. Настроение было радостное. Он влетел в дом с раскрасневшимся от мороза лицом, на ходу сбросил шубейку и сразу к печке. На столе горела керосиновая лампа.

— Мама, ты где?

— Я здесь, сынок, — раздался тихий голос из-за занавески, что прикрывала кровать.

— Что такое? Почему ты лежишь?

— Прости, сынок, похоже, я заболела.

Он раздвинул занавеску. Его мама, самая красивая на всем белом свете, с пшеничными волосами, заплетенными в тугую, толстую косу, с ясными глазами, грустно смотрела на него. Тонкие черты лица — высокий лоб, четко очерченные скулы, узкий, чуть с горбинкой нос, длинные кисти рук.

— У тебя температура?

— Нет. Просто я несколько раз теряла сознание. Первый раз в сенях. Потом очнулась и перебралась в дом, и уже лежа, раза два, словно в темную яму проваливалась.

— Я побегу за врачом.

— Куда, родной, ты побежишь в такое время, будем ждать утра.

До утра они оба не спали, а наутро больница в райцентре, потом областной центр. Операции, химиотерапии и еще всякие ужасные вещи. Но ничего не помогло. Это был рак, проклятая болезнь. Он сжег маму за несколько месяцев, и все, о чем они вместе мечтали, осталось в прошлом, не сбылось.

Перед смертью мама просила старшего сына помочь воспитать Алешу, не оставлять до совершеннолетия. Сын обещал, но хватило совместной жизни ровно на год. Да можно ли назвать это время жизнью? Ему, привыкшему к материнской ласке, к добрым словам, к жизни без окриков, без рукоприкладства, казалось все страшным сном. После смерти мамы Алеша чувствовал себя в новой семье лишним человеком. Невестка его невзлюбила с первого взгляда, Алеша постоянно чувствовал ее недовольство, негодование, а порою и гнев. Она была домохозяйкой, но появление лишнего рта ей не понравилось, будто сложно сварить лишнюю тарелку каши или щей. Она всегда старательно подчеркивала, что не нанималась обслуживать чужого парня. А если Алеша делал что-то не так по ее разумению, на него выливался ушат грязи и попреков, не забывался и кусок хлеба, который он не заработал. Брат, весь день занятый на работе, все отдал на откуп жене, никогда в домашние дела не вмешивался, не давал советов. Сестры, оставшиеся в деревне, не могли ничем помочь, кроме теплых слов в письмах.

Алеше было все равно, куда исчезнуть из «холодного» чужого гнезда. Он убежал в областной центр и подал документы в первый встреченный им техникум — строительный. Он не задавался вопросами, какая специальность у него будет, просто радовался, что наконец-то вырвался из адова круга нелюбви и недоброжелательства со стороны вроде бы близких ему людей.

Однако появился другой существенный вопрос: на что жить. Стипендия, которую Алеша получал, была настолько маленькой, что ее хватало на несколько дней. Молодость — удивительное время, она всегда надеется на лучшее и верит, что оно придет, она не бережет ничего и не оглядывается назад, в этом ее главное счастье. Только молодые и неопытные чувствуют себя уверенно в жизни. Будь Алеша постарше и поумней, бросил бы все и уехал, по крайней мере, к сестрам. Но ему хотелось самостоятельности, а потому он с таким же приятелем-горемыкой всю осень копал огороды, колол дрова, и делал другие дела по хозяйству в частных домах, которых было много в сибирском городе. Еще в школе он играл в духовом оркестре, теперь это очень пригодилось, он играл на похоронах с ребятами, часто заменявшими взрослых дядей, не выдерживавших ежедневной пьянки.