Монах Ордена феникса

Вид со Стены на лес был божественен – зеленый (в сумерках, конечно, черный, но можно было представить, что зеленый) сплошной ковер деревьев стелился до самого горизонта, скрывая в своих недрах мощь и силу дикой природы – ядовито-зубасто-опасной, но прекрасной и завораживающей, как защищающая своего младенца разъяренная женщина с ножом. Черные, с красными вершинами, пики деревьев пронзали бездонное небо, казалось, цеплялись за облака, качались в такт ветру важно и с благородством титанов этого мира. Лес был безмолвен и внешне спокоен, но Альфонсо знал – там, среди деревьев – смерть забирает слабых и медленных и отдает их во славу жизни сильных и быстрых. В отличии от города, – подумал Альфонсо, – который забирает не пойми по какому принципу и отдает во славу жизни всех подряд.

Завороженный, смотрел он на лес – никогда раньше не видел он его с высоты, и мысленно прикидывал расстояние до земли – лететь и лететь, целым не приземлишься. Обернулся назад – массивная, толстая, поцарапанная сотнями вопящих дежурных, но неприступная дверь с щеколдой толщиной с руку с обратной стороны, тоже не способствовала побегу. Дэ Эсген протянул Альфонсо его отремонтированный арбалет и колчан стрел на новехоньком ремешке.

– Удачи, честной брат.

– До встречи в этом или ином мире, граф дэ Эсген.

Дверь захлопнулась с таким звуком, с каким захлопывается крышка гроба заживо похороненного человека.

Альфонсо снова посмотрел на лес со стены и сморщился от досады – из – за деревьев вылез огромный, черный волк, понюхал воздух и посмотрел точно в сторону Альфонсо. Тот показал ему кулак, пытаясь хоть как то выместить злость на проклятого зверя, который караулил его у полянки с цветами.

Волк сел на задницу, вытянул морду к небу и протяжно, громко, а главное очень тоскливо, завыл.

– Мы все умрем, – прошептал насильник, потом ринулся к двери, закрывающей выход со стены, стал колотиться в нее, орать, вопить, проситься наружу.

– Да заткнись, ты!! – рявкнул другой, подошел к первому, попытался его успокоить.

– Пошел к черту!! – взвизгнул тот и оттолкнул второго, – мы все просто корм, тупое ты создание, просто жрачка для демонских птиц!!!

И тут же получил по шлему кулаком в стальной перчатке. В прохладном воздухе, сотканном из заходящего солнца и кристально чистой тишины раздался металлический гонг.

Завязалась драка.

– Хватит, прекратите!!! – третий попытался их разнять, тоже получил удар, который откинул его в сторону, поднялся, и принялся лупить дубиной по дерущимся, насилуя уши Альфонсо не гуманным грохотом железа.

– А вот зачем нужны доспехи, – подумал Альфонсо. Он зажег факел от костра – единственного источника света в сгустившейся ночи, сел спиной к Стене башни и левым боком к каменной ограде, решив таким образом исключить вероятность нападения сзади, если конечно, они и вправду не демоны, тогда уже ничего не спасет.

Каторжники, перестав драться, принялись ломать дверь. Делалось это фанатично, похвально упорно и жутко громко, хотя и совершенно безрезультатно. Вообще, странная потребность людей везде и всегда, в самый опасный момент издавать много шума удивляла Альфонсо, и с этой точки зрения у него пользовался симпатией каторжник шпион – тот лежал без чувств прямо около костра – тихий и недвижимый, ко всему безучастный, и, возможно, самый мудрый из всех.

Что испытывает человек перед обещанной страшной и мучительной смертью? Если бы Альфонсо спросили в тот момент, когда прижавшись к Стене, закрыв тело коленками, сидел он вглядываясь в ночь и стараясь определить, с какой стороны будет нападение, что он чувствует – он бы ответил – страх. А вот если бы его спросили, чего конкретно он боится, он бы раздраженно послал спрашивающего подальше, поскольку не любил ковыряться в своих чувствах, а чего он боялся конкретно, не знал. Страх неизвестности натянул его нервы до предела, но странное чувство противоречия заставляло его не бегать по стене с диким криком, как трое остальных страдальцев, а сидеть тихо, наблюдая и пытаясь понять, как сладить с этими существами.

Внезапно Альфонсо вспомнил Иссилаиду, ее прекрасное, круглое лицо с приятно колышущимися щеками, и защемило сердце – неужели он никогда больше не увидит ее? Неужели толстый слой земли над его могилой скроет от него миг фантастического блаженства, когда он прикоснется к ее шершавой коже, почувствует тепло ее красных, толстых рук, прижмет с себе… Нет, о таком страшно даже мечтать. Неожиданно для себя Альфонсо заметил, что его трясет, трясет от мучительного волнения, каким то нудным пережевыванием кромсая мозг и осмотрелся – все трое притихли, странно озираясь, словно увидели мир впервые и боятся всего незнакомого. Страх рос, и было не понятно, отчего он так внезапно возник, набегая волнами, и только потом Альфонсо услышал гул, настолько тихий, что сначала он засомневался в его существовании.