– А кто из них пробовал? – спросил Альфонсо и остервенело принялся за утку, кулинарно униженную яблоками. Мельком он посмотрел на Бурлидо и со злорадным удовольствием отметил про себя, как лицо его почернело от злости из-за сказанных слов.
– Феноменально, – крикнул один из герцогов, – так весь секрет легендарного убийства заключается в том, что надо было ударить птицу в голову кинжалом!
– Как оказывается просто, – улыбнулась королева. – И неужели не было страшно?
Альфонсо бросил ножку утки, угрюмо оглядел присутствующих – белые, холеные лица, которые за всю свою жизнь палец о палец не ударили и почему? Благородная кровь от рождения. В чем заслуга, родиться в нужной семье? Откуда столько гордости в этих кусках человеческого мяса, запакованных в дорогую одежду? Хотите сказку, благородные, пафосные речи, героизм и отвагу? Извольте.
– До жути. Просто птицы разрывают людей в воздухе – рвут на части так, что те лопаются, как пузыри, и тогда сверху льется дождь из крови, кишок и дерьма. На мне повис глаз, затек за воротник, а вот оторванная рука, прилетевшая сверху, сжимающая распятие, чуть не стукнула меня по голове торчащей костью.
Вкушавшая жареного соловья виконтесса за другим концом стола подавилась и закашлялась, Аленка побелела, готовясь падать в обморок, ее увели вызванный Дюпон и двое стражников, остальные напряженно молчали. Альфонсо же продолжил есть, как ни в чем не бывало, хотя есть уже не хотел.
– Это чудовищно, да упокоит господь души падших, но как же граф, вы схватили демона, если он нечеловечески быстр и сверхловок, как и положено исчадию ада? – елейным голосом, вкрадчиво спросил Бурлидо.
– Никак, – спокойно ответил Альфонсо, – это он меня схватил, поднял в воздух и потом мы вместе упали в реку – когда я ее ударил ножом.
– Вы безусловно, самый храбрый человек, которого я видела, – сказала графиня, пытаясь заполнить гнетущую паузу, возникшую после резких слов Альфонсо и спасти пир от смерти, и этим комплиментом заслужила несколько ревнивых взглядов в свою сторону. Видимо, она была красива по современным меркам, поскольку даже угрюмый Аэрон, сверкнул на нее глазами и стал еще угрюмее. Королева перехватила этот взгляд и сильнее поджав губы, уткнулась в тарелку, ковыряясь в ее содержимом. Ненависть придворных мужчин к Альфонсо, появившаяся после слов красавицы, была настолько сильной, что казалось, была видна в воздухе, хотя, конечно же, это был просто туман.
– Давайте же выпьем за столь храброго и отважнейшего победителя черной птицы, – а вот графиня ничего не замечала, по этому и не останавливалась, усугубляя обстановку своим вниманием к “победителю”. Тот посмотрел на ее шею, потом ниже, вздохнул внутри себя – до прелестницы Иссилаиды – как ослу до лучшего скакуна, и поднял бокал с вином.
– Если Ваше величество не возражает, – сказал Альфонсо медленно, глядя на короля, – я хотел бы сказать тост.
Королева почуяла неладное и замерла, с вилкой в руке, переглянулась с первым советником. Бурлидо выпрямился. Король кивнул, пока еще вообще не чувствуя ни атмосферы пира, ни грядущей на него смертельно-бестактной катастрофы.
– Я хочу, – Альфонсо остановился. Можно было еще передумать, но нет, он продолжил, тщательно пытаясь сдержать ненависть к собравшимся, которая все равно протекала сквозь дружелюбный тон голоса, – выбить за настоящих дворян по крови, за благородных, воспитанных людей, являющих собой цвет человечества. Когда я убил птицу, мы с ней упали в реку – я выплыл, а она утонула, и мне пришлось пройти через Нижний город…
Альфонсо посмотрел на стол: сверкали жиром недоеденные заячьи почки в тарелках графинь, лежала на боку несчастная истерзанная утка с обнаженными ребрами, плавал в листьях капусты осетр, рядом со своим несостоявшимся потомством – красной икрой, благоухал над столом паштет из печени гуся, растопырил обугленные уши зажаренный молочный поросенок на огромном блюде, лежали невостребованными кабачковая икра (тазик), соленья, грибы…
– Я проходил через Нижний город, и видел там девочку – посреди ночи она пыталась перевернуть лежащий в канаве труп, чтобы выдернуть у него из рук обглоданную собачью кость… Выпьем же за то, что мы оказались на нужной стороне, что родились в нужном месте, за то, что традиции позволяют быть богатыми только из за происхождения, отбирать пищу у сотен людей и съедать одному не ударяя при этом палец о палец… Выпьем за то, чтобы серая масса нищих никогда не поднимала головы, всегда боялась нас, позволяя пировать на фоне криков разорванных бедолаг со Стены, которых мы скармливаем Черным птицам, чтобы они не сожрали нас. Выпьем за то, что не мы погибаем в войнах, а другие, менее нужные этой земле люди, за то, чтобы никогда не становиться той грязью, которая покрывает социальное дно и кормит нас своим рабским трудом, пока мы пируем и устраиваем балы… За то, чтобы, не дай бог, люди не начали жить в достатке только благодаря своему таланту и уму, иначе большинство из нас умрет в нищете …