Монах поневоле

Наконецъ, судьба ему улыбнулась: Каролина Карловна стала прощаться, объявила, что непремнно еще зайдетъ вечеромъ — и исчезла. Вслдъ за нею вызвали по хозяйству и Марью Степановну. Елецкій остался наедин съ Врой. Онъ быстро осмотрлся, убдился, что никто ихъ не можетъ видть, схватилъ руку красавицы и сталъ покрывать ее поцлуями. Она не отнимала руки. Румянецъ то потухалъ, то еще ярче вспыхивалъ на щекахъ ея.

— Вра, я едва дожилъ до этой минуты, я чуть съ ума не сошелъ тебя не видя… что ты со мной сдлала! — страстно шепталъ Елецкій.

Она ничего не говорила, только глаза ея становились нжне и нжне.

— Вра, — продолжалъ онъ:- скажи мн, что-же это у васъ такое? Я чую недоброе. Кто сія Каролина Карловна? Зачмъ она? Откуда?

— Она — сваха, — тихо и грустно отвтила Вра. — Какъ только пріхали, матушка въ тотъ-же часъ за нею послала; раза по три на день она прибгаетъ, и все он шепчутся. А вотъ сегодня съ ранняго утра она у насъ, и видъ такой противный у нея… «Какого, говоритъ, я вамъ жениха нашла: богатый, говоритъ, знатный». Много что-то тамъ матушк расписывала, я и слушать не захотла — ушла… Одно только и слышала, какъ матушка ей сказала, что этого человка давно, она для меня примтила, давно его знаетъ.

Вра замолчала. На ея глазахъ навернулись слезы и она стала еще миле. Елецкій поблднлъ, грудь его тяжело дышала.

— Что-же это такое ты говоришь мн, Вра! разв то возможно? Или тамъ, вечеромъ, въ Твери обманула меня, насмялась… не любишь?!..

— Петръ Григорьевичъ, вы-то зачмъ еще меня мучаете? и такъ, вдь, тошно! Вы матушку не знаете, а я ее знаю- коли что на умъ ей взбрело, на томъ и поставитъ… захочетъ за кого меня выдать, такъ и спрашивать не станетъ — силою выдастъ… такъ она и съ сестрою Анютою сдлала… вкъ не забуду, какъ сестрица тогда убивалась… Я-то васъ не обманула и хоть почитай силою вы отъ меня то слово вырвали, а все-же разъ сказала, что люблю тебя, такъ это значитъ не въ шутку, а навки.

И вдругъ она сама быстрымъ движеніемъ припала на грудь его и вся трепетная шепнула ему:

— Голубчикъ, Петръ Григорьевичъ, коли любите, то времени терять нечего. Сговорится матушка съ Каролиной Карловной, прідетъ женихъ, поршатъ — тогда поздно будетъ.

— Да, времени терятъ нечего, — горячо отвчалъ Елецкій, цлуя ее. — Скажи одно слово, скажи, что согласна, и будемъ неразлучны, навки… Сегодня-же вечеромъ я увезу тебя, да такъ спрячу, что никто на свт не сыщетъ.

Вра отшатнулась и взглянула на него испуганными, изумленными глазами.

— Петръ Григорьевичъ, что вы такое говорите? Какъ мн понять сіи слова? неужели вы и подлинно можете думать, что я способна, забывъ всякій стыдъ, бжать изъ дому. И видно совсмъ вы меня не любите, коли такъ говорите!.. Нтъ, лучше горе, лучше муки на всю жизнь, чмъ позоръ — да и зачмъ?! Просите руки моей, можетъ, она согласится… просите сегодня… сейчасъ

Елецкій хотлъ говорить и не могъ. Онъ только глядлъ на Вру, глядлъ какъ-то мрачно, такъ что ей жутко становилось отъ его взгляда.

Въ сосдней комнат послышались тяжелые шаги Марьи Степановны. Молодые люди постарались оправиться.

Елецкій просидлъ еще нсколько минутъ. Вра надялась, что онъ будетъ проситъ ея руки и нарочно вышла изъ комнаты. Но онъ не сказалъ ни слова объ этомъ Марь Степановн и, совсмъ растерянный, ухалъ.

V

Алабинъ только что проснулся. Онъ лежалъ, потягиваясь на кровати, и вспоминалъ нкоторыя подробности кутежа прошедшей ночи, когда къ нему въ спальню вошелъ вернувшійся отъ Промзиныхъ Елецкій. Онъ даже привскочилъ на кровати, вглядвшись въ лицо «братца», такъ оно было блдно и разстроено.

— Что съ тобою? ты на себя не похожъ. Говори сейчасъ все безъ утайки! — крикнулъ онъ. — Ужели это тульская невста такъ тебя разогорчила, стыдись, право!

Елецкій остановился передъ нимъ и началъ прерывающимся отъ волненія голосомъ:

— Говорю теб еще разъ, смшки и шутки теперь не у мста. А коли точно ты другъ мн, то слушай… Полюбилась мн Вра какъ никто еще досел, и съ тхъ поръ я самъ не свой, не успокоюсь, пока не будетъ она моею.

— Такъ что-же, все это въ порядк вещей… все на тебя похоже. Да ты мн одно скажи: была у васъ декларація?

— Была, еще дорогой, въ Твери.

— Чего-же лучше! Теперь, видно, за мною дло стало, скрасть ее нужно, такъ, что-ли? Что-же, я готовъ. Только обдумай хорошенько… Самъ ты говорилъ — родня у нихъ большая, пожалуй, наживешь еще такихъ непріятностей, что и жизни не радъ будешь. Да и знаю я тебя, сегодня пылаешь, а завтра, только добился своего, и другой предметъ въ сердц у тебя поселится.

— Ну, нтъ, это не то, что другія, — возразилъ Елецкій. — Говорю теб — люблю ее, люблю, жить безъ нея не могу… вотъ что!.. Выкрасть, увести! — на это не пойдетъ, она, я ужъ пробовалъ…

И онъ разсказалъ пріятелю въ подробностяхъ все, что было передъ тмъ у Промзиныхъ.

— Не глупа двица, — проговорилъ Алабинъ:- такъ теб и слдуетъ, попался бычекъ на веревочку! Да, можетъ, оно и лучше, нужно-же когда-нибудь жениться… Ну, и женись, коли такъ любишь и такъ хороша она… партія подходящая, да и приданое, я чаю, за ней дадутъ не малое, сыновей, вдь, ты говорилъ, нту.