– Слушай, – сказал он Вану, – ты в своем предыдущем рождении был моим товарищем по даосскому учению, но потом за неверность мыслей и настроений был свергнут в мир праха и всяческих тенет. Я вовсе не чураюсь тебя и искренне хотел бы вытащить тебя из злостной гущи мира… Однако я не ожидал, что твое заблуждение, твоя омраченность оказались такими глубокими, такими мутными, как тяжелый сон, от которого невозможно пробудить человека. Придется сейчас же проводить тебя в путь… Нельзя, конечно, утверждать, что не настанет время, когда мы увидимся еще раз, но, для того чтобы тебе стать блаженным в небесах, придется ждать еще целую вечность!
С этими словами он указал Вану на длинную плиту, лежавшую у крыльца, и велел сесть на нее, зажмуря глаза… Затем настойчиво повторил, чтобы он не смел смотреть.
Ван сел, даос взял плеть и стегнул камень, который взвился вверх. Шум ветра потоком хлынул в уши Вана.
Сколько времени продолжался полет, Ван не знал. Вдруг ему пришло в голову, что он так и не рассмотрел, какова область нижнего мира, и вот он тихонько, еле-еле, на одну ниточку приоткрыл оба глаза. Он увидел огромное море, мутное и безбрежное. В крайнем ужасе он сейчас же снова закрыл глаза, но уже вместе с камнем падал в море… Шлеп! И с этим звуком он нырнул в воду, словно чайка.
К счастью, Ван, с малолетства живя у моря, кое-как умел нырять и плавать… И вот он слышит, как кто-то, хлопнув в ладоши, кричит:
– Красиво, ай как красиво упал!
В самый опасный миг какая-то дева спасла его, втащив в лодку.
– Счастье, счастье твое! – приговаривала она. – Кандидат наш насквозь мокрый!
Посмотрел на нее Ван: лет ей семнадцать-восемнадцать, лицо сверкает красотой и привлекательностью… Выйдя из воды, Ван трясся в ознобе и попросил дать ему огня посушить платье.
– Идемте ко мне, – сказала дева, – я вас устрою… Если вам там понравится, не забудьте обо мне.
– Что это за речи? – возразил Ван. – Я признанный талант Срединной Равнины35 и если случайно попал в такое смешное положение, то, как только это пройдет, я готов отблагодарить вас хоть жизнью… Можно ли говорить о том, только чтобы не забыть вас?
Дева гнала лодку веслом с быстротой ветра, который гонит дождь. Глядь – они уже пристали к берегу. Дева захватила с кормы пучок лотосов, ею набранных, и повела за собой Вана. Через полверсты они вошли в деревню. Ван увидел красные ворота36, раскрытые на юг, вошел и проник за девой через несколько дверей. Дева побежала вперед, и вскоре из покоев вышел какой-то человек, лет за сорок, который сделал Вану приветствие и, поднявшись с ним на крыльцо, велел слуге принести Вану шапку, халат, чулки, туфли и дать переодеться.
Едва он стал спрашивать Вана, чей он и откуда, как тот сейчас же ответил:
– Я не обманываю вас: о моих талантах и моем имени можно слышать везде. Объятый Истиной Цуй, любя меня и относясь ко мне как к близкому, вызвал меня в небесные чертоги. Однако, зная, что для меня получить высокий пост и славу, как говорит Конфуций, не труднее, чем повернуть ладонь, я не пожелал устроиться в этом гнезде уединения.
Человек встал с места и сказал с полным почтением:
– Это место называется Островом Почтенных Людей. Остров наш лежит вдали от человеческого мира. Я Вэньжо, ношу фамилию Хуань… Все время живу в этом скромном захолустье; как счастлив я, что мне удалось повидать знаменитость!
С этими словами он принялся усердно ухаживать за Ваном и велел подать вина.
– У вашего покорного слуги, – сказал он между прочим и нисколько не подчеркивая, – есть две дочери. Старшую зовут Фан-юнь37. Ей шестнадцать лет, однако до сих пор ей не встречалось подходящей пары. Мне хотелось бы отдать ее человеку, как вы, высоких достоинств, и пусть она имеет счастье служить вам. Что вы на это скажете?
Ван решил, что это, конечно, та самая, которая рвала лотосы, вышел из-за стола и изъявил ему свою благодарность.
Хуань велел вызвать из села двух-трех лиц постарше и подостойнее, а затем, обернувшись, позвал дочь. Не прошло и нескольких минут, как ворвались густой струей необыкновенные духи, и более десятка красавиц вошли, ведя под руки Фан-юнь. Своей сияющей красотой и ослепляющим очарованием она напоминала цветущий лотос, освещенный утренним солнцем.
Она поклонилась гостю и села. Толпа красавиц разместилась тут же сбоку, служа ей. Оказывается, та, что срывала лотосы, была также среди них. Когда вино обошло уже несколько раз, из покоев вышла девушка с нависшей челкой, которой было не более десяти-одиннадцати лет, но красота и изящество манер уже соединились со стройным сложением и привлекательностью. Она с улыбкой подошла и прильнула к локотку Фан-юнь, а осенние волны ее глаз так и изливались потоками…
– Почему ты, девочка, не в своей комнате, – спросил Хуань, – за каким это делом ты сюда вышла? Это, – добавил он, обратясь теперь к гостю, – Лу-юнь38, моя младшая дочь. Она очень сметливая и способная, помнит наизусть всех древних классиков.