Наконец на другой день к вечеру Багрянородный и его маленькое войско добрались до Мантенеи. Константину стало волнующе радостно, когда они с Еленой увидели гипподром, на котором выступал его дед. Багрянородный попытался зримо представить красавца наездника на пегом неказистом жеребце. И ему это удалось по той причине, что он хорошо помнил отца, похожего на своего отца. «Вот только силой они разнились», - вспомнил Багрянородный слова одного из старожилов.
Замок «царицы» Данилиды путники увидели за несколько стадиев от городка. Он возвышался на холме западнее Мантенеи и был похож на хорошую крепость. Вокруг замка в глубоком рву плескалась под ветром вода. Мост через ров был поднят, и Амбракию стоило большого труда докричаться до стражей, чтобы они опустили мост и открыли ворота. Но, опустив мост, стражи позволили подойти только одному епарху. Лишь после переговоров с епархом ворота были открыты и императору с воинами разрешили въехать во двор. Приезжих, однако, ждало разочарование. Дворецкий сказал, что «царевич» со своими воинами охотится в горах за восставшими рабами.
- Экая досада, - посетовал император.
Он уже думал о том, что завтра с утра отправит помощников на поиски пресловутой Элиды.
- Придётся вам, Акрит и Геометр, послужить истории, - сказал Багрянородный своим спутникам.
- Это нам в удовольствие, - отозвался Геометр. - Может, она по-прежнему красива, как в юности…
В маленьком городке все хорошо знали друг друга, и потому помощники Багрянородного нашли Элиду быстро. Она жила на окраине Мантенеи в неплохом доме, построенном ей Орестом, воспитывала внука и внучку сына, которого нажила в общении с «царевичем». Геометру не пришлось полюбоваться красой Элиды: её скрыла паутина старости. Однако она была подвижной, словоохотливой и без капризов отправилась с Акридом и Геометром в замок своего бывшего возлюбленного. Когда Элиду привели в покои, где находился Багрянородный, он усадил её к столу, и они некоторое время сидели молча, рассматривая друг друга. Лицо Элиды увяло, потеряло краски, но глаза оставались жгучими и притягивали к себе. Беседа их оказалась короткой.
- Элида, помнишь ли ты своё путешествие в Константинополь?
- Да, Божественный, хорошо помню.
- И встречу с императором Михаилом тоже помнишь?
- Она мне памятна до сих пор. Михаил был слишком горячим и жадным до утех.
- Но потом его нашли мёртвым в том домике, который ты снимала. Как это случилось?
- Ты, Божественный, молод, тебе это мудрено понять. Но я проясню. Бедный Михаил был уже в годах. Он выпил лишнее и перетрудился на ложе, тешась со мною. Его сердце лопнуло, когда я, не помню уже в какой раз принимала его. Ах, если бы он не был так хмелен! Мне было жалко его.
- Это правда? Ты поклялась бы на Евангелии?
- Ни слова лжи. И я готова дать клятву. Но я долго отмаливала свой грех - совращение Божественного. Мне было жалко его, - повторила Элида.
- Но ты скрылась из Константинополя.
- Мне не хотелось умирать.
- А по чьей воле ты приехала в Константинополь, в Адрианополь?
- Того человека уже нет в живых. И ты, Божественный, давно знаешь, кто мог послать меня на встречу с императором.
- Это Данилида?
Элида смотрела на Багрянородного чистыми жгучими глазами и только моргнула ими да слегка кивнула головой.
- Отпусти меня, Божественный, к внукам. Я вижу, ты всё понял.
- Иди домой, женщина. Тебя никто больше не потревожит. Я верю всему, что ты сказала, - произнёс Багрянородный и открыл перед ней дверь покоя, в котором они провели несколько минут.
На поиски хозяина замка ушло два дня, но безуспешно. Лишь ранним вечером третьего дня он вернулся в сопровождении полусотни воинов-арабов. Перед Багрянородным предстал детина лет пятидесяти, с черными, недобрыми глазами, обросший чёрной бородой. «Какой уж тут «царевич», - подумал Багрянородный. Это был истинно критский корсар. Орест поклонился слегка и независимо.
- Зачем я понадобился, Божественный император? - спросил он.
- Дело у меня к тебе важное, сын славной Данилиды, динат Орест. Желательно его решить быстро. Не терпит оно потери времени. Садись и слушай.
- Спасибо, - ответил Орест и сел напротив на скамью у камина.
Он внимательно рассматривал стоявшего за спиной императора могучего Гонгилу. На поясе у евнуха висели два дротика и тяжёлый меч, на рукоять которого он положил правую руку. «Да, посильнее меня барс», - мелькнуло у Ореста. Он сказал:
- Слушаю тебя, Божественный.
- Помнишь ли ты то, что ты подданный императорского дома Византии?
- Помню, Божественный.
- Ну тогда славно. Однако, помня это, ты нарушаешь законы империи. Зачем же так поступаешь?
- Я чту законы и не помню, чтобы нарушал какие-то.
- Это хуже, что не признаешься, но я напомню.