Монарх от Бога

- Божественный, пока я прошу тебя принять моё приглашение побывать на трапезе в Крещенский сочельник. Там мы с тобой и поговорим душевно и без помех.

И опять задумался император; почему бы не быть патриарху откровенным в сей миг? Но ведь не повелишь, не крикнешь. И так все годы, сколько помнил Лев Мудрый, Николай Мистик был загадочным и не ходил с душой нараспашку. Однако, осуждая патриарха, Лев Мудрый признавал, что Николай Мистик всегда был рьяным его защитником. Он ответил, скупо улыбнувшись:

- Слава богу, что до сочельника осталось ждать всего сутки. Я приду, святейший, готовь побольше хмельного.

- Будет и хмельное. Об одном прошу, Божественный: дождись меня во дворце и мы придём ко мне вместе - только вдвоём.

- Страсти в тебе бушуют, святейший. Мне так и кажется, что ты по-прежнему тайный советник, - усмехнувшись, сказал император.

Николай Мистик словно согласился с ним, покивал головой и перекрестился на образ, причисленного к лику святых императора Константина Великого[9]. Патриарх преклонялся перед Константином Великим, порвавшим с Западной Римской империей, создавшим новую империю - Византию - и основавшим на проливе Босфор столицу молодого государства. Искусные мастера мозаики создали образ императора с градом Константинополем в руках, показав его мощь и величие во всей красе.

Той порой Лев Мудрый, увидев, что патриарх впал в созерцание, покинул алтарь и уехал в Магнавр. За вечерней трапезой, когда все придворные и сановники уже были в сборе, произнесли тоста в честь Божественного и выпили вино, некая сила заставила Льва Мудрого встать и повела вдоль огромного стола. Он шёл медленно и всматривался в лица придворных дам и юных дев. Иногда его взор задерживался на ком-то из них, на других он кидал лишь беглый взгляд. Так было и тогда, когда он проходил мимо племянницы патриарха Зои. Но на короткое мгновение глаза их встретились, и случился некий световой всплеск, словно между двумя тучами в доли секунды пролетела молния. Больше Лев Мудрый уже ни на кого не смотрел. Он быстрым шагом прошёл к своему тронному креслу, опустился в него и прикрыл глаза рукой. Он ощутил на ладони тепло, исходящее от его глаз, как будто молния вошла в них и теперь излучала таинственный жар. «Мистика какая-то, - подумал император. - И зачем святейший задумал пошутить надо мной, пригласил к себе на трапезу? Мог бы и в моём покое открыть свою тайну».

Однако у «шутки» оказалась серьёзная оборотная сторона. Как ни пытался Лев Мудрый забыть об этом мгновении, ему не удавалось это в течение почти всей бессонной ночи и ужасно долгого декабрьского дня: перед глазами мельтешили образы Николая Мистика и его племянницы Зои. Они надоели ему, он злился, но отделаться от них он не мог. Лишь появление патриарха во дворце избавило императора от мучений. В первый момент встречи Лев Мудрый хотел было упрекнуть Николая Мистика за то, что он наслал наваждение, но, увидев в глазах патриарха преданность и сочувствие, погасил в себе недоброе побуждение.

- Я так долго ждал твоего появления, святейший, что устал.

- Божественный, я пришёл в нужный час. Да благословит нас Бог.

Разговаривая о текущей жизни, они покинули дворец, вышли в парк и там на одной из дорожек повернули к особняку патриарха. Это было большое двухэтажное здание из бело-розового мрамора, строгих форм, со множеством покоев, с просторной трапезной и молельной комнатой. Когда император и патриарх скрылись за дверью особняка, неподалёку от него, среди кустов лавра, мелькнула тень телохранителя Льва Мудрого. Это был молодой придворный евнух Гонгила, ещё подростком привезённый императором из Антиохии.

Он был силён, ловок и предан Льву Мудрому, как пёс. И просидел он в кустах до утра, оберегая жизнь и покой своего бога.

В покоях патриарха император бывал очень редко и каждый раз с любопытством смотрел на все, что ловил его взор. Он заметил, что в этом особняке царствуют скромность и образы святых. Среди них внимание Льва Мудрого привлекла икона Богоматери Одигитрии с младенцем Иисусом на руках. Она была изображена в полный рост. Три лампады, освещающие её и младенца, одухотворяли лики, делали их живыми и земными. Пройдёт чуть более полувека, и эта икона будет подарена великой русской княгине Ольге. Лев Мудрый и Николай Мистик перекрестились пред иконой, и патриарх повёл императора к накрытому для трапезы столу, усадил его на почётное место, сам на минуту скрылся за боковой дверью и появился вместе с племянницей.

Она была одета в бело-розовый далматик[10] с оранжевой полосой от плеча к золотому поясу. Её густые каштановые волосы, украшенные малой диадемой, локонами ниспадали на плечи. Лицо было бледноватым, но полные губы алели, голову она наклонила и смотрела вниз. А поклонившись императору, Зоя поглядела на него широко распахнутыми серыми глазами, и в них Лев Мудрый заметил нечто особое, некое обещание. Чего? Этого император не сумел разгадать.