Бурную молодость принца Генри прославили Шекспир и другие авторы, но все они жили намного позже. Свидетельства современников куда сдержаннее. Томас Элмхем писал: «В юности принц был усердным служителем сладострастия и излишне увлекался музыкой. Превосходя пределы приличия, он служил Венере наравне с Марсом и среди доблестных трудов войны находил отдых в излишествах, свойственных необузданной юности»[64]. То же говорит Тит Ливий Фруловизий: «Пока был жив его отец король, он главным образом предавался радостям Венеры и Марса и прочим удовольствиям юности»[65]. Принц родился 9 августа 1387 года в валлийском замке Монмут, от которого и получил свое прозвище, как это было свойственно английским королям — можно вспомнить Генриха IV Болингброка и Генриха VI Виндзора. Генрих был старшим среди детей будущего Генриха IV; сразу после него родились Томас (герцог Кларенс), Джон (герцог Бедфорд) и Хэмфри (герцог Глостер). Еще был жив их могущественный дед Джон Гонт, прославленный строительством замков — главный из них, Кенильворт, считался самым мощным в Англии. Отец Генриха был еще графом Дерби и в промежутках между войнами прилежно занимался увеличением своих владений. Немалое приданое принесла ему Мэри де Бохун, дочь графа Херефорда, которую он взял замуж совсем молодой. Генриха она родила в 17 лет, а умерла в 24 во время очередных родов. Мэри была хохотушкой, любившей петь и играть на лютне. В момент рождения первенца графа Генриха не было рядом — он отправился на юг, чтобы помешать готовящейся высадке французов.
Воспитывался принц, по всей видимости, в Кортфилде близ Монмута, где до ХVIII века хранилась «колыбель принца Гарри». В архивах графства Ланкастер сохранилась запись о болезни Генриха в 1395 году и о купленных для него книгах, мече и арфе. Всю свою недолгую жизнь он не расставался с этими предметами, хотя главным, конечно, был меч. Воспитание юноши было типичным для того времени. Дети знатных баронов с пеленок учились сидеть на коне и владеть оружием. Лет в десять их отдавали в пажи кому-нибудь из отцовских друзей; в четырнадцать они уже становились сквайрами в дружине и ждали посвящения в рыцари после первых боевых подвигов. Генрих прошел тот же путь — в десять лет выступал на турнире в замке Плаши «на прекрасном жеребце под черным седлом, обтянутым шелком»[66], а в шестнадцать впервые сражался в бою. С восьми лет он целыми днями пропадал на охоте, которая была в те времена настоящей школой, помогающей постигать искусство войны. Ему посвящена книга об охоте, написанная его кузеном Эдуардом, герцогом Йоркским, и подробно повествующая о тонкостях этого занятия. Охотник не должен лениться; он встает на рассвете, «видит сладостный и дивный восход в ясную погоду и слышит песни мелких пташек»[67]. Он учится справляться с коварством дикой кошки, с быстрыми ногами оленя и клыками свирепого кабана, который «может распороть мужчину от колена до груди и одним ударом убить его до смерти». Вечером, приходя домой, охотник омывает ноги, расслабляет уставшее тело, ест и «предается радостям жизни». Так Генрих жил бы еще долго, если бы не вмешался неумолимый политический расчет.
Уже в десять лет его отправили учиться в Оксфордский университет, которым управлял его дядя Генри Бофорт, епископ Винчестера. Похоже, способного к наукам юношу отец хотел видеть в сане епископа, но этому мешал веселый нрав Генриха. В Оксфорде долго помнили о дерзких выходках молодого Ланкастера, не уступавшего в озорстве старшим товарищам. В 1394 году умерла мать Генриха, а в 1398 году его отец был осужден на десять лет тюрьмы по обвинению в заговоре. Однако добрый король Ричард не распространил опалу на Генриха; более того, он взял его под свою опеку и пообещал ежегодно выделять 500 ливров. В мае 1399 года Ричард взял Генриха с собой в Ирландию и там посвятил его в рыцари. В августе, когда Ланкастер-старший высадился с армией в Йоркшире, Генрих и его брат Хэмфри на всякий случай были отосланы в замок Трим, но и там на их свободу никто не посягал. Хронист Оттерборн пишет, что король жаловался Генриху на вероломство его отца, но тот поклялся в своей полной невиновности, и Ричард поверил ему. Действительно, хитрый Болингброк вряд ли стал бы раскрывать свои планы двенадцатилетнему сыну, с которым никогда не был особенно близок.