– Все это, – отчаянно продолжал он и взмахом руки обозначил небо, море, горы, – весь этот вид подобен чему-то хранящемуся в памяти, четкому и совершенно покойному, тому, что помнится через громадные бездны надвигающегося времени.
Нет, не это хотел он сказать на самом-то деле.
– Вы понимаете, что я имею в виду? – неуверенно спросил он. Барбара не ответила. Как могла она понять? – Вид этот настолько ясный, настолько чистый и отдаленный… необходим соответствующий настрой. Эти люди выпадали из гармонии. Они не были достаточно ясны и чисты. – Похоже, он становился еще бестолковее, чем всегда. – Это настрой юности и старости. Вы смогли почувствовать это, я смог почувствовать это. А те люди не смогли. – Ему забрезжил выход из непролазной путаницы. Куда он его выведет в конце концов? – Есть стихи, которые выражают это. Вам знакомо имя Фрэнсиса Джеймса? В последнее время я так много думал о его поэтическом творчестве. Искусство вместо жизни, как обычно, но таким уж я сотворен. Не могу не думать о Джеймсе. О том, с какой нежностью и изяществом написал он о Кларе д’Эллебёз.
– Кларе д’Эллебёз? – Барбара остановилась и вперила в него взгляд.
– Вам знакомы эти строки? – Мистер Тоупс восторженно заулыбался. – Эта обстановка заставляет меня думать, что вы заставляете меня думать о них. «J’aime dans les temps Clara d’Ellábeuse…»[178]
Но, Барбара, дорогая моя, что с вами?А она уже разрыдалась – совсем безо всякой причины.
Монашка к завтраку
– Что я поделывала с тех пор, как мы с вами виделись в последний раз? – Мисс Пенни повторила мой вопрос громким голосом, акцентируя каждый слог. – Постойте, а когда мы с вами виделись в последний раз?
– Должно быть, в июне, – подсчитал я.
– Уже после того, как моей руки просил русский генерал?
– Да, кажется, я что-то слыхал о русском генерале.
Мисс Пенни откинула голову и рассмеялась. Закачались, забряцали длинные серьги – трупы, подвешенные на цепях (это образное выражение будет здесь вполне уместно). Смех ее звучал как лязг медных тарелок в духовом оркестре, но об этом уже шла речь.
– Это была преуморительная история. Жаль, что вы о ней уже слышали. Я обожаю рассказывать про русского генерала. «Vos yeux me rendent fou»[179]
. – Она снова рассмеялась.Vos yeux… У нее были заячьи глаза, той же окраски, что и волосы, и очень блестящие – наружный, ничего не выражающий блеск. Чудовищная женщина. Мне стало жаль русского генерала.
– «Sans coeur et sans entrailles»[180]
, – продолжала она цитировать слова бедняги. – Восхитительный девиз, вам не кажется? Похоже на «Sans peur et sans reproche»[181]. Но, дайте подумать, что же все-таки я делала с тех пор? – Она задумчиво вонзила свои длинные, острые, белые зубы в корку хлеба.– Два ассорти из жареного мяса, – вставил я, обращаясь к официанту.
– Ну конечно же! – воскликнула вдруг мисс Пенни. – Мы не виделись с вами с моей поездки в Германию. Всевозможные происшествия. Аппендицит. Монашка.
– Монашка?
– Моя изумительная монашка. Я должна вам все о ней рассказать.
– Я жду. – Рассказы мисс Пенни всегда были занятны. Я предвкушал интересный завтрак.
– Вы знаете, что я была в Германии этой осенью?
– По правде говоря, нет… Однако…
– Я переезжала с места на место. – Ее украшенная драгоценными камнями рука очертила в воздухе круг. На мисс Пенни всегда побрякивали массивные, кричащие, немыслимые украшения. – Переезжала без цели с места на место, жила на три фунта в неделю, развлекалась и одновременно собирала материал для моих статеек. «Каково Быть Побежденной Нацией» – душещипательная чепуха для либеральной прессы, или: «Как Фриц Пытается Увильнуть от Контрибуции» – для всех остальных газет. Нужно извлекать пользу из наших и ваших, вы согласны? Но не будем переходить на профессиональные темы. Так вот, я переезжала с места на место без всякой цели, и мне это очень пришлось по вкусу. Берлин, Дрезден, Лейпциг. Затем Мюнхен и его окрестности. В один прекрасный день я оказалась в Граубурге. Вы бывали в Граубурге? Это один из тех немецких городков, что рисуют в детских книжках с картинками: замок на холме, висячие садики, где можно выпить пива на открытом воздухе, готический собор, старинный университет, река и живописный мост, а вокруг – леса. Очарование. Но мне, увы, не удалось оценить по достоинству все эти красоты. На следующий день после приезда – бац! – я свалилась с приступом аппендицита… вопя во всю глотку, должна признаться.
– Какой ужас!
– Не успела я оглянуться, как меня примчали в больницу и распотрошили. Великолепный хирург, первоклассные сестры милосердия – я не могла попасть в лучшие руки. Но какая тоска быть привязанной к постели в течение четырех недель… С ума можно сойти. Однако это кое-чем возмещалось. Моя монашка, например. А-а, наконец-то нам несут.