Монастырь и тюрьма. Места заключения в Западной Европе и в России от Средневековья до модерна

Мое исследование основано на английском, французском и испанском случаях, в которых места лишения свободы и даже в более широком рассмотрении сами социополитические структуры, в которые эти места вписываются, обнаруживают достаточное количество аналогий для проведения сравнительного подхода. Среди этих мест тюремного заключения мое внимание будет сосредоточено в основном на городских тюрьмах, часто примыкающих к судам, от которых они зависят или которые занимают ранее существовавшие здания (городские ворота, крепости, темницы, дворцы и т. д.), а также на одном типе заключенных: обвиняемых или осужденных по вопросу веры. В частности, речь идет о криптоиудеях в Испании, которых преследовала инквизиция между XVI и XVIII веками, а также (крипто) католиках в Англии после установления протестантской Реформы в середине XVI века и (крипто) протестантах во Франции до и особенно после запрета протестантизма законом об Отмене Нантского эдикта в 1685 году521. Их заключение под стражу является одновременно как превентивным арестом на время судебного разбирательства, потому что такова мера безопасности, которая должна способствовать процессу, но оно также является и уголовным наказанием уже после осуждения, часто в ожидании другой формы наказания (казнь, изгнание и т. д.).

Таким образом, нам предстоит вернуться к особенностям иерархизаций в пенитенциарном обществе (1), которые имеют как материальные, так и символические проявления и отголоски. Одно из таких самых значимых проявлений касается структурирования тюремного пространства, которое разрезается на кварталы (2). Способы его социализации во многом напоминают «территории маневрирования» в описаниях социолога Ирвина Гоффмана. Социабельность и циркуляции заключенных по-разному вписываются в это пространство, официально или неофициально, несмотря на то что они преодолевают стены тюрьмы в попытках захватить окружающие сообщества.

1. ИЕРАРХИЗАЦИИ В ПЕНИТЕНЦИАРНОМ СООБЩЕСТВЕ

Прежде чем говорить об иерархиях, нам следует дать определение карцеральных сообществ: являются ли они, подобно «тотальным институциям», как их определил Гоффман, «одновременно и редуцированной моделью, и карикатурой глобального общества»522? Имеет ли тут место некая последовательность или, скорее наоборот, переструктурирование социальных ролей? Современная тюремная социализация не раз выступала предметом многочисленных дискуссий, особенно вокруг процесса «призонизации» («отюремнивания». – Примеч. пер.), о котором говорил Дональд Клеммер523. По его словам, когда заключенные приспосабливаются к порядкам, установленным в тюрьмах и в определенной степени принимают саму общую культуру тюрьмы или «inmate code» («кодекс заключенных»), они порывают с внешними ценностями и способами социализации. Адаптация заключенных к тюремным условиям идет рука об руку с интеграцией новых социальных ролей, связанных с различными преступлениями, совершенными ими, а также с возрастающей солидарностью по отношению к другим заключенным, порожденной схожими условиями жизни и теми нехватками чего-либо, с которыми они сталкиваются в тюрьме. Однако следует отметить, что этот процесс приспособления варьируется в зависимости от самих индивидуумов и их личностей, от заведений и от окружающих сообществ, а также от проведенного в тюрьме времени и от тех связей и отношений, которые заключенные имеют за пределами тюрьмы. Более того, в XVI–XVIII веках эти вариации в структурах, которые по своей природе очень неоднородны и которые в значительной степени оставлены на усмотрение тюремщиков, в частности касательно перемещений заключенных, имеют большее значение, чем в более поздние периоды. Сегодняшние подходы к тюрьмам скорее принимают во внимание первичную культуру каждого из заключенных, которая, с учетом типов правонарушений, порождает столько же субкультур: происходит, таким образом, привнесение ценностей и референтов из внешнего мира. Между прочим, помимо описаний этих приспособлений и обходных путей, которые осуществляются узниками, уже Гоффман говорил о «привнесенной культуре», которую не удается стереть пенитенциарному учреждению.