Читаем Монастырь и тюрьма. Места заключения в Западной Европе и в России от Средневековья до модерна полностью

Совсем недавно эта открытость тюрьмы (по отношению к внешнему миру. – Примеч. пер.) была выделена историографическими исследованиями, такой подход очень соответствует специфике тюремного заключения в XVI–XVIII веках, а также разнообразию карцеральных культур. Микросообщества, которые там разворачиваются, изучаются, таким образом, в зависимости от их собственных референтов, но всегда в отношении с референтами из «окружающих их социальных экосистем», используя удачное выражение Филиппа Комбесси касательно современных тюрем524. Так, существует некий континуум между тюрьмой и окружающим обществом, особенно в XVI–XVIII веках, когда внутренняя проницаемость525 между ними была еще сильнее, чем сегодня. Этот континуум проявляется, как правило, в реконституировании и в мобилизации заключенными их сетей взаимознакомств, предшествующих тюремному заключению или же в формировании околотюремной общественности, объединяющей всех посетителей и родственников, которые взаимодействуют с заключенными более или менее регулярно. Этот континуум становится тем более заметен, чем сильнее внешние вмешательства (посетители, поставщики и пр.), которые часто вступают во взаимодействие с узниками, оказывают влияние на их общественность и на их траектории – особенно когда заключенные содержатся под стражей в их родном регионе – и сверх того, влияют на нормы и на функционирование тюремного общества вместе взятые.

Неравенство режимов лишения свободы в зависимости от индивидуумов, от их социального статуса и от их финансовых ресурсов или же от стадии процесса или предписанных мер, характеризует тюремную систему Старого режима. Это неравенство сильно проявляется, потому что заключенные покрывают в таком случае гораздо более широкий социальный спектр, чем сегодня, из‐за широты разнообразия совершенных ими деяний, в которые входит в особенности заключение под стражу за долги. Эта гетерогенность особенно проявляется в различиях касательно правонарушений заключенных, например, по вопросам веры, в той же степени это касается возраста, поскольку среди заключенных встречаются как молодые-взрослые, так и пожилые люди, а также пола, так как велико присутствие женщин. Это количество женщин и относительная смешанность тюремных пространств, как по половым различиям, так и в плане социоэкономических позиций, составляют одну из особенностей не только здесь рассматриваемых популяций, но, в более широком смысле, вообще пенитенциарных сообществ в эпоху модерна по сравнению с современными тюремными сообществами, которые в целом оказываются более однородными. Тюрьма – это «сообщество тотального дефицита», фракционное, в котором всякий комфорт порождает различия526. В XVII веке в парижских тюремных учреждениях существуют три основные формы проживания – даже если и гамма тарифов оказывается, на самом деле, более широкой: те из заключенных, кто спит на соломе, те, у кого есть кровать, и те, кто вдобавок может есть за консьержским столом527 (столом тюремщика. – Примеч. пер.). Эти формы разрозненности отражаются в различающихся правах на оплату проживания и охраны (уплата за «жилье в камере», или «gîte de geôlage» во Франции, плата за carcerage в Испании и уплата prison-fees в Англии), которые заключенные каждодневно выплачивают тюремщикам. Невыплаты этих пошлин могут к тому же повлечь за собой дисциплинарные взыскания и даже помешать освобождению из тюрьмы в конце тюремного заключения. Поэтому каждый этап карцеральной жизни, начиная с вопросов о питании, белья или свечей и заканчивая железом с цепями, предполагает свои финансовые платежи со стороны самих заключенных, с самого своего момента прибытия в тюрьму заключенные тут же оплачивают «пошлины за вхождение и за выход» (droit d’entrée et d’issue во Франции и entry/entrance fee в Англии). Эти выплаты предназначаются не только надсмотрщикам. Например, оплата «droit de bienvenue» (прав за вхождение в тюрьму) или «provosté» (entrada или bienvenida в Испании) выплачивается (новоприбывшими заключенными. – Примеч. пер.) самому долгосидящему заключенному в их камере, называемому «doyen» (дуайен) или «prévôt» во Франции. Этот ритуал задает иерархии в пенитенциарном сообществе и показывает, что формы контроля осуществляются одновременно и со стороны официальных авторитетов, и со стороны заключенных.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология