Монастырь и тюрьма. Места заключения в Западной Европе и в России от Средневековья до модерна

Вырисовывается, следовательно, целая география ограничений со своими населениями и с более или менее привилегированными пространствами. Так, например, можно противопоставить «черные карцеры» особо сурового режима заключения в парижской тюрьме Консьержери – часто бывает, что это довольно темные комнаты с толстыми стенами – так называемым «светлым карцерам», где заключенные пользуются большей свободой559. Можно также вспомнить, что во французских тюрьмах (в парижской Консьержери, в Тур де Констанс в Эг-Морт и т. д.) существовал входной зал, или вестибюль, «между двумя входными пунктами», такой вестибюль находился между первым пунктом (стойкой-окошком у входа в тюрьму) и второй стойкой (открывающей доступ непосредственно в места содержания под стражей). Этот зал представлял собой место относительной свободы, где заключенные могли действовать как «свободные люди»560: там они заключали договоры с нотариусом, принимали клерков, судебных приставов и т. д. Каждое пространство тюрьмы является настоящей «территорией социализации» и обладает собственной автономией, обозначенной названием места и его границей, а также порогом, который представляют собой суммы платежей, дающих доступ к нему. Одно место запросто может быть присвоено какой-либо группой заключенных, которая устанавливает там свои ценности и свои культурные ориентиры. Возможность продолжать оплачивать пошлины, связанные с присутствием в этом квартале тюрьмы, поддерживает различие между insiders (инсайдерами) и outsiders (аутсайдерами), как мы видели на примере заключенного в тюрьму Gatehouse Джерарда Даудалла, который боялся, что ему придется вернуться к людям «низшего происхождения» на «common side» (на общую сторону). И это не считая, конечно, того, что вся процедура эволюционирует, и наличия готовности у самих заключенных, которые тоже влияют на формирование этих мест жизни и на способы содержания в неволе. В некотором смысле эти подпространства напоминают «территории маневров», описанные Гоффманом как убежища узников от «тотальных институций». Они находятся на полпути между «group territories», территориями, «занимаемыми» некоторыми группами заключенных, и «free places», «свободными зонами» (в том числе от дополнительных сборов или уплат. – Примеч. пер.), открытыми, в принципе, для всех561. В этих местах «слежка и запреты явно пущены на самотек; там узник может предаваться целому ряду запрещенных занятий, чувствуя себя в некоторой степени в безопасности <…>. Персонал тюрьмы не знает о существовании этих занятий или, если узнает, предпочитает либо избегать их, либо же вовсе оставляет свои руководящие функции, когда входит в это пространство»562.

В этих отчетливых пространствах, частично или символически закрытых, заключенные могут найти формы свободы, полезные для их социабилизаций и дальнейших циркуляций, оба эти аспекта оказываются иерархизированы в соответствии с индивидуальными особенностями заключенных.

3. СОЦИАБИЛИЗАЦИИ И ЦИРКУЛЯЦИИ

Циркуляции (перемещения заключенных по территории тюрьмы. – Примеч. пер.) и контроль над ними представляются одной из центральных задач существования в карцеральном пространстве. И здесь эти циркуляции снова зависят от множества факторов, начиная от расположения и состояния зданий до личностей тюремщиков, включая финансовые и социальные ресурсы узников. С одной стороны, приходы-уходы, пограничный характер заключения (во время судебного процесса) и переводы заключенного из одного места в другое, препятствуют формированию кругов общения (социабельностей). Мобильность или, по крайней мере, контроль мобильности (внутренних и внешних перемещений) оказываются в этом смысле решающими. Таким образом, перевод узника может представляться властям как способ разрушить его сети знакомств и, следовательно, его символический капитал. Так было с братьями Антонио и Диего де Авила, родом из Осуны, из Андалусии, запертыми в тюрьму Инквизицией за криптоиудаизм в Мадриде, где они проживают. Инквизиторы и правда сообщают в июле 1687 года, что братья Авила «покрывают и находятся в тесной дружбе со всеми обвиняемыми, содержащимися в этих тюрьмах»; они коммуницируют со многими из них, вследствие чего «узники, заключенные в этом трибунале (в этой тюрьме), перестали давать признательные показания, а некоторые начали это делать»563.