Монастырь (СИ)

Фернандо-Луи дон Альба, капитан королевской гвардии Его Величества, лениво спешился и, крепко держа под уздцы взмыленного коня, осмотрел монастырский двор. Чистенько, даже вымощено камнем, монахов почти не видно, как и ожидалось – скоро вечерня. Обежав цепким взглядом постройки, а особенно монастырские стены, мужчина окликнул монаха, возившегося около колодца: – Эй, ты! Поди сюда! Тот подбежал и склонил голову. – Гостиница, ваша светлость, с другой стороны, здесь нельзя. – Мне можно, – сказал мужчина, и сунул поводья в руки подбежавшего монаха. – Быстренько показывай, где тут у вас подготовлены покои для Папской Инквизиции. Сам тем временем привычно, небрежным взглядом, осмотрел монаха с ног до головы. Монах покраснел до корней волос и огляделся. – Надо позвать падре. Он знает. Подождите, – монах сорвался с места и исчез за ближайшей дверью. Наверное, прошло не меньше десяти минут прежде, чем в дверях появился высокий черноволосый мужчина, который, окинув суровым взглядом двор, остановился на пышно разодетом кавалере и отправился прямо к нему. – Вы прибыли с письмом, сообщением? – спросил он, останавливаясь перед незнакомцем и выжидая его ответа. Какая роскошь! – Сколь велик будет обоз? – Падре Себастьян? Имею честь представиться – капитан королевской гвардии Его Величества Фернандо-Луи дон Альба, – мужчина изящно поклонился. – Я сопровождаю папского инквизитора падре Паоло. Я приехал, чтобы сообщить вам, что он прибудет чуть раньше – завтра с утра, если Господь будет к нему благосклонен. А Господь, – Фернандо ухмыльнулся, – к нему всегда благосклонен. Свита небольшая – шесть человек, включая меня. Мы налегке путешествуем, надеюсь, Вы не оставите нас без пищи. Кров-то точно будет предоставлен. И капитан опять скучающе оглянулся. Нужно не забыть проверить, как устроили его коня. – Я рад видеть вас в наших стенах, сын мой, – Себастьян улыбнулся со сдержанностью, полагающейся монаху. – Конечно, мы ждем падре Паоло с нетерпением и давно все лучшие комнаты нашего монастыря готовы принять гостей, – он сделал знак монаху-послушнику забрать лошадь. – Надеюсь, что дорога была не очень утомительной... Идемте, сын мой. Я вас провожу, – мужчина отправился через двор, мимо библиотеки к повороту на сад. Здесь уже пышно распустились первоцветы, а деревья покрылись первыми розовыми бутонами. – Весна – прекрасное время года, – продолжал говорить Себастьян. – В Валассии начинается волшебное время... Себастьян замедлил шаг, так как его гость остановился, вглядываясь вдаль. По дорожке шел с книгой Луис, которого сопровождал, как тень, Кристиан. Они были достаточно далеко, так что... – Сын мой, идемте, – далее начнутся покои, которые мы используем для почетных гостей. А вы, сын мой, какими судьбами отправились в столь дальнюю поездку? Фернандо очнулся. Не может же быть такого... Но на зрение он никогда не жаловался... Капитан перевел задумчивый взгляд на аббата и двинулся вперед. Нужно как можно быстрее избавиться от этого настоятеля и еще раз проверить свои подозрения. – Падре, как вы сами понимаете, Его Величество никак не мог отправить столько высокого эээ... – мужчина сделал замысловатый жест левой рукой, который при должном внимании можно было бы расшифровать как не очень уважительный, – гостя одного. А вдруг ему понадобится помощь официальной власти, кою я сейчас представляю? Вот, помогаю по мере сил – приехал пораньше, вас предупредить. Общий смысл речи, подчеркиваемый тоном, был: “Не сдался мне этот инквизитор ни на раз, и я готов смыться от него при любом удобном случае”. – Понимаю. Благородное дело. Богоугодное, – аббат открыл дверь и пропустил гостя вперед. Это было здание, построенное специально для богатых гостей, коих останавливалось в Валассии очень много. Огромный холл, витая лестница на второй этаж, длинные острые окна. – Предпочитаете первый или второй этаж, мой сын. Здесь открываются прекрасные виды на море. Пройтись по берегу, подышать чистым воздухом. Да вы и голодны, наверное, с дороги... Я пришлю вам обед и вина, – улыбка стала еще более нежной и отеческой. Фернандо быстро осмотрел холл, глянул на лестницу, оценив высоту потолков и крутизну. – Вы знаете, падре, я пока остановлюсь на первом этаже, а завтра, когда прибудет отец Паоло, он уже сам распределит комнаты. Подойдя к окну, капитан распахнул его, высунулся по пояс: – Да, вид действительно неплох. Мужчина быстро прикинул расстояние до сада – близко. Повернувшись к аббату, он продолжил с улыбкой: – От обеда не откажусь, тем более от вина, которым так славится ваш монастырь. Только чуть позже – мне нужно проверить своего Буйного. Как бы он никого у вас не покусал, – улыбка стала еще шире. – Да мешок с вещами я забыл прихватить. С этими словами Фернандо уселся на подоконник и поправил перстни на левой руке. Ничего не было только на большом пальце, все остальные пальцы мужчины украшали тяжелые золотые печатки с вкраплениями камней. На правой руке было то же самое. Аббат пожал плечами. – Как изволите, сын мой. Раз больше ничего не надо. Купальнями распоряжается брат Кристиан. Он вас проводит, если надо помыться. Я его позову вечером. Чтобы вас проводил. А пока отдыхайте, – и мужчина отправился по дорожке обратно. Как только за аббатом закрылась дверь, Фернандо задвинул засов, и легко выпрыгнул в окно. Дорогу, так чтобы его не увидел падре, и никто, идущий по дорожке, он себе уже наметил. Быстро добежав до сада, мужчина разочарованно огляделся – никого не было видно. Но если это был действительно Луис Сильвурсонни... Задумчиво окинув взглядом садик, мужчина вспомнил карту монастыря. Наверняка, эта странная парочка пошла к вечерне. Легко пробежав между деревьями в сторону малого храма, где, как он помнил, проходили ежедневные службы, он услышал громкие голоса, раздающиеся с дорожки. Фернандо затаился за деревом. Мужской резкий голос: – И ты еще собираешься воином стать?! После каждой неудачи в жизни будешь себе по пальцам бить или что?! Руки калечить захотелось, калечь, только про меч забудь тогда, и про все остальное! Ты склонен к самобичеванию? Истинный служитель веры! Монах! Смотреть противно! И отвечающий ему юношеский: – Это не ваше дело! Исполняйте ваши обязанности и в душу мне не лезьте. Фернандо вздрогнул – Луис! – и тихо-тихо попятился. Нужно выяснить, в чем дело. Отойдя подальше, он быстро выбежал на дорожку так, чтобы казалось, что он идет от гостевых покоев. Поправив пелиссон, богато расшитый жемчугом, он начал догонять эту странную пару. – Сеньоры! О! Простите, братья! Вы мне не поможете? Кристиан только собравшийся сказать что-то вроде: “Мне твоя душа нужна так же, как твоя задница: ни там, ни там ничего интересного”, обернулся и порадовался, что не успел произнести этого вслух. Он потерял контроль, все-таки потерял. Не хватало еще, чтобы это видел кто-то посторонний. Он окинул мужчину придирчивым взглядом и, хмурясь, спросил: – Кто вы такой? – Незнакомец показался ему странным. Высоких гостей сегодня еще не ждали. Неужели инквизитор в монастыре, и никто не предупредил Легрэ? Исключено. – О! Прошу прощения, сеньоры! Капитан королевской гвардии Его Величества Фернандо-Луи дон Альба к вашим услугам! – поклонился мужчина. – Вы не подскажете, где здесь конюшня? Мне нужно проверить своего коня и забрать вещи. Говоря все это, Фернандо лениво рассматривал монахов. Луис, раскрасневшийся от недавней ссоры, схватился за больную руку – совершенно случайно. Уронил книгу на дорожку, спустился за ней. Щеголевато одетый гость прибыл из столицы. Инквизиция? Не похоже. Герцог не вмешивался в беседу. Хотя первым его желанием было броситься в ноги и закричать о спасении. Если это увидит Себастьян, то... Легрэ медленно перевел взгляд на Луиса, потом на капитана и не мог припомнить, чтобы королевские гвардейцы так вежливо кланялись монахам, да и, наверное, из святой инквизиции никто бы до такого не опустился. У Кристиана закрались нехорошие подозрения. – Конюшни справа от центральных ворот, – ответил Легрэ, фальшиво улыбнувшись. – Странно, что вы не заметили, капитан. Позвольте полюбопытствовать, что привело служителя короны в нашу обитель? Уж не преступление ли кто совершил из наших досточтимых братьев? – Ну что вы, брат?.. – Фернандо вопросительно уставился на Легрэ. И получил в ответ придирчивую усмешку на ровно очерченных губах Кристиана. – Тогда что? – упрямо поинтересовался помощник аббата, не отводя взгляда – почти вызывающего и наглого. Луис наблюдал за перепалкой с непониманием. Кристиан становился все злее. И выглядел капитан очень подозрительно. Почему? Юноша дернулся, но Легрэ удержал его за руку. – А кто вы, собственно, такой, чтобы я вам отвечал? – капитан кинул презрительный взгляд на спрашивающего. – Всего доброго, сеньоры. И он двинулся в обход странной парочки. Все, что нужно, он уже увидел. И где-то он точно видел эти злые синие глаза, только нужно вспомнить, где именно. *** Приезд капитана заставил действовать Себастьяна быстрее. Нет, он не разводил особой суеты, но путь мужчины после разговора с Кристианом лежал в библиотеку. Здесь, в секретных отделах, вот уже два года собирались книги, считавшиеся еретическими и даже опасными для церкви. Конечно, Себастьян выкупал их у торговцев за немалые деньги и бережно хранил от лишних глаз, но теперь необходимо было не только сохранить, но и закрыть доступ к этой части библиотеки. А потому, заботясь о потомках, аббат ускорил шаг и уже вскоре оказался перед братом Этьеном, что-то разбиравшем на столе – Этьен, живее, у нас гости. Пошли. – Да, падре, – Этьен послушно отложил рукопись – успеется еще. Отец Себастьян явно был чем-то озабочен, и желающих перечить ему в таком состоянии обычно не находилось. – А куда идти-то? Про гостей можно будет и потом спросить, если падре сам не расскажет. – В дальнюю библиотеку. У нас будет порядком работы. Все книги надо убрать за тайную стену. Понимаешь, о чем я говорю? – Себастьян зашагал размашисто вперед и уже через какие-то мгновения сам таскал увесистые фолианты в тайный ход, укладывая своих “детей”, великие сокровища культуры, аккуратными стопками. Этьен помогал мужчине. Но, казалось, книг очень и очень много. В конце концов, когда уже стемнело, полки сильно поредели и имели странный и бедный вид. – Теперь по коньяку, Этьен. – сказал аббат и махнул присесть на ближайшую лавку. – Завтра у нас тяжелый день по велению Господа. И ждут нас тяжелые испытания. – Благодарю, я лучше воды. Вы не хотите пить, падре? – У самого Этьена давно пересохло во рту, но отвлечься от столь важного дела, пока оно не будет закончено, библиотекарь не решался. Когда-нибудь мир готов будет услышать, увидеть, принять содержащиеся в этих книгах бесценные знания о мироустройстве и тонких гранях человеческой души... по крайней мере, Этьен в это верил. Сейчас же, попадись они в руки инквизиции, их ждал всеочищающий огонь... как, вероятно, и грешников, посмевших сохранить запретное, но об этом библиотекарь подумал уже во вторую очередь. Сбегав к заветному шкафчику, Этьен принес бутыль, стаканы и кувшин с водой, устроился на скамье подле отца Себастьяна. – Вы говорили что-то о гостях... Но разве мы не завтра их ждем? – Гостях... Этьен, это грабители, а не гости. Инквизиция – это паук, который сначала заманивает, затем оплетает, а потом высасывает все соки, – Себастьян приложился к бутылке. – Сегодня прискакал расфуфыренный франт из королевской гвардии и сообщил патетически о прибытии падре Паоло. Их заело, что наш орден – один из богатейших. Когда на этих берегах шла война, никто не вспоминал про Валасский монастырь. Никто. Когда мы расчищали авгиевы конюшни с падре Лучиано никто не помогал... не поднимал эти земли. Теперь у нас есть и земля, и своя инквизиция от Папы... Но королю Фернандо нужен выход к морю. Этьен осторожно забрал бутылку из рук Себастьяна, разлил коньяк по стаканам. Когда происходили упомянутые события, его еще не было в Валасском монастыре – вероятно, он жонглировал апельсинами перед смуглыми черноволосыми крестьянами или делал сальто назад на пыльной площади маленького приморского городишки... Сказать по правде, он бы не отказался в лицах увидеть, как падре Себастьян на пару с падре Лучиано, взяв в руки огромные вилы, в поте лиц своих повторяют один из подвигов Геркулеса, но говорить об этом вслух счел по меньшей мере неразумным, даже ухмылку неуместную подавил усилием воли. – Ваше здоровье, падре. Значит, его святейшество прибудет завтра, а пока прислал гвардейца, чтоб за нами присматривать? Сейчас, когда запрещенные книги были надежно скрыты от посторонних глаз, библиотекарь, по идее, должен был расслабиться, однако дело почему-то обстояло с точностью до наоборот – именно теперь пришла нервозность, посылающая неуютный холодок по спине. Чтобы избавиться от нее, Этьен допил залпом свой стакан и плеснул еще. – Да, – отозвался Себастьян и опустил голову. – Я страшный грешник, Этьен. Тебе ли не знать? Нам нужно прекратить на время контрабанду тканями и другим товаром. Все, что происходит в порту и городах, должно выглядеть благопристойно. Иначе полетят головы всех. Знаешь, что я больше всего опасаюсь? – черные глаза поднялись к потолку. – Не Его наказания, а того, что все мои усилия напрасны. Я столько лет был врагом государства, что если хоть один человек прознает о том, кем я был раньше... Как выбрался из ада инквизиции, то этот монастырь превратится в могилу. – Мне бы тоже этого не хотелось, – Этьен посерьезнел, оставив на время и вечную насмешливость, и маску смиренной покорности. В редкие минуты, когда ему удавалось увидеть отца Себастьяна таким, как сейчас – не служителем Божьим, не суровым наставником, не умным и безжалостным лидером их маленького государства, а ученым, неугасимое пламя в глазах которого горит ярче всех костров инквизиции, ему казалось, он знает, почему пошел за этим человеком и продолжает идти – уже не за ним, а с ним. – Ваши усилия не будут напрасными, – сказанные негромко, но с какой-то отчаянной яростью, эти слова прозвучали почти как обещание. – Насчет контрабанды... сегодня вечером я подам Лису весточку... а вот побеседовать у нас раньше чем через пару дней не выйдет, – Этьен встал со скамьи и прошелся туда-обратно, размышляя. – Организуете мне послезавтра увольнительную – лучше днем, чтобы не привлекать лишнего внимания? Я встречусь с ним и попрошу прикрыть лавочку на ближайшие три недели и пока обойтись без рейдов... и без глупостей. *** Днем Николай так и не смог пересечься с Себастьяном – слишком много дел накопилось, не вырваться, слишком много нужно проверить в торговых книгах перед приездом инквизиции. Перед вечерней русич зашел к Сею, как и обещал, заново его перевязал заранее припасенными льняными бинтами, дал укрепляющий отвар и немного коньяку, чтобы мальчик хоть как-то перенес вечерню. Всю службу мужчина высматривал падре, который так и не пришел, что наводило на не очень приятные размышления. Отведя Сея обратно в келью и напоив его легким снотворным, Николай, подумав, направился в библиотеку – Этьена тоже не было, а уж он-то точно решился бы пропустить вечерню без разрешения. Толкнув дверь библиотеки, мужчина неодобрительно покачал головой – она была открыта. Он не ожидал такого ни со стороны Этьена, ни, тем более, со стороны Себастьяна. Закрыв дверь на засов и поставив ставни, Николай взял со стола свечу и пошел в тайную библиотеку. Вряд ли они могли быть где-нибудь в другом месте. Увидев двух усталых мужчин со стаканчиками и учуяв запах коньяка, русич огляделся – резко уменьшившееся количество книг говорило о многом. – Себастьян, Этьен, здравы будьте! Этьен, выдай и мне стаканчик, во славу Господа! – ухмыльнулся Николай. А когда франк отошел, резко посерьезнел и спросил: – Себастьян, я все понимаю, Сей зря вошел в твою келью без разрешения, но зачем же его Кристиану отдавать? Себастьян резко поднялся. – Сей? – в глазах полыхнул огонь. – Что значит вошел? Ты о чем? – Себастьян? – Николай с удивлением смотрел на аббат. – А разве не ты велел Кристиану выпороть мальчика? Я его сегодня днем в чувство приводил. Ну ладно, ну виноват он, что цветочки тебе принес без разрешения, ну так сам бы его и выпорол! – Что? – аббат резко ударил по столу кулаком. – Кого я приказывал выпороть? За что? – и мужчина резко вышел из библиотеки, поманив за собой Николая, чтобы тот все подробно рассказал по дороге. Русич недоуменно пожал плечами и рванул за Себастьяном. – Да я сам толком не понял, мальчик просто невменяемый был, его же первый раз в жизни били! Ты же знаешь Кристиана – он даже пятью ударами может такое сделать! Да еще пригрозил чем-то, – схватив аббата за локоть, Николай его попытался остановить.- Да куда ты бежишь-то? – Я хочу увидеть, что он сделал, – аббат откинул прочь удерживающую руку. Мысли о вчерашней ночи, гревшие мужчину, стали вдруг взволнованными и яростными. Ворвавшись в жилые помещения, пройдя по узким коридорам в сторону кельи, Себастьян остановился у дверей того, тяжело дыша. – Иди к себе, Николай, я сам разберусь. Внимательно посмотрев на аббата, русич поджал губы – значит, он правильно все понял. – Себастьян, я дал мальчику легкое снотворное, чтобы он побыстрее пришел в себя. Вряд ли он сможет сейчас говорить. Но – твое право. Он развернулся и пошел обратно в библиотеку, к Этьену. 15 Не свалился на вечерне мальчик только благодаря брату Николаю и его настойке. Когда вечером тот к нему заглянул, мальчик чувствовал себя еще хуже, спина болела просто ужасно, сил не было совсем. Его напоили, привели на вечерню, потом обратно.. Сей был невероятно благодарен брату Николаю, а за себя стыдился – что тому приходится на него время тратить. Но прекрасно понимал, что сам просто не справится. После вечерни сон и шел, мальчик долго лежал с закрытыми глазами, отстраненно думая о цветах, когда начал потихоньку засыпать... Аббат вошел в келью и закрыл за собой дверь. Его малыш лежал на кровати, поджав ноги – мужчина все это время так любил и оберегал этот хрупкий цветок. А теперь совсем забыл про Сея за разворачивающимся безумием. Мужчина шагнул через маленькую комнатку и присел у изголовья, погладил юношу по волосам, а тот завозился в полудреме, дернулся и открыл глаза. В сумраке лицо его было таким испуганным, что невольный гнев за мучения его радости, его солнца заставил сжать руку в кулак. – Рассказывай, – шепотом потребовал Себастьян. – Падре?... – Сей испуганно сжался, непроизвольно отодвигаясь. Ему не хотелось, что бы этот человек видел его таким.. Таким побитым и запуганным, слабым, больным. – Я.. что рассказать? Что вы хотите от меня услышать?.. Все хорошо... – Сей сел на кровати, отводя взгляд и натягивая на себя одеяло, стыдливо прикрывая нижнюю длинную рубаху, в которой спал. – Я все знаю, – руки, такие горячие и большие, легли на тонкие колени. – Тебя наказал брат Кристиан. – Покажи спину. – Мужчина встал и зажег свечу. И теперь намеревался задрать рубашку. – Я должен тебе помочь. Не хочу, чтобы ты заболел. Прикосновение рук аббата, вызвали в мальчике воспоминания о той жаркой ночи, которая до сих пор казалась сном. Щеки тут же покрылись румянцем, а в животе появилось такое приятное томление. И почему одно касание этого мужчины вызывает в нем столько чувств? – Вам брат Николаи рассказал, да? – Сей смущенно мял одеяло в руках. – Все в порядке, не нужно обо мне беспокоиться, он меня перевязал и мазью помазал... – Милый, снимай рубашку, – настойчиво попросил аббат, гладя юношу по ногам, поднимаясь все выше. – Я должен знать, насколько провинился Кристиан, испортив тебя. – он потянул рубашку с монаха послушника и осмотрел раны, все больше злясь. Красные полосы поджили, но следы несомненно останутся на нежном теле. Сидя уже рядом, мужчина поцеловал покатое плечико. – Все пройдет, не бойся... Тебе не следует приходит на заутреннюю, спи... Я разрешаю... – Но.. Как же так... многие не поймут и им это может не понравиться... Могут подумать, что вы выделяете меня.. А я же ничем не примечательный... – сейчас, сидя так близко к аббату, что Сей даже чувствовал тепло, исходящее от него, мальчика волновали отнюдь не его раны, а то, как горели ноги, от недавних прикосновений, то, с какой заботой относился к нему мужчина... Волна смущения просто затопила его, хотелось прижаться к этому человеку, вдохнуть его запах и просидеть так до утра. Но разве он, простой монах – послушник мог себе позволить такое? – Завтра у нас будет тяжелый день. Никто не заметит, милый. Ни о чем не беспокойся. Просто слушай меня, и все... – ладонь провела по нежной щеке. Губы сами потянулись поцеловать. – Если бы ты знал, как я хочу с тобой сейчас остаться, – тихо сказал Себастьян, нисходя на нежность и доверие. – Падре Паоло приедет раньше. Уже утром он будет здесь с обозом. И мне ни к чему, чтобы тебя видели его гвардейцы и свита. Ты – цветок... И ты только мой. – Хорошо.. Я постараюсь не показываться никому на глаза... – Он весь трепетал, тянясь к ласкам мужчины, как бабочка на огонь, Пусть это было не правильно, запретно, опасно.. Даже смертельно. Пусть. Сейчас для него это нужно было так же сильно, как воздух. Он грешен? Да, возможно. Сейчас это было не важно. – Будьте осторожны, прошу... – Он впервые, с того момента, как аббат зашел, поднял на него взгляд. – Ну, не беспокойся, Сей, для меня и огонь не страшен. – Губы теперь ласкали лицо юноши, касались щек, век, губ. – Я тебя не брошу одного в этом мире. Верь мне... Ты всегда будешь для меня лучшим, самым любимым мальчиком. -Обещаете? Обещайте, что не бросите, что бы не случилось.. – Сей прикрыл глаза, подставляя лицо поцелуям. Таким мягким, нежным.. Он уже весь дрожал и сам не понимал, почему. Цеплялся за рясу аббата, комкая пальчиками ткань – Я.. Я верю вам.. Я люблю вас... Пожалуйста, будьте осторожны.... – Он сам не ожидал от себя таких признаний. Но зато теперь знал название тем чувствам, что вспыхивали у него всякий раз при мыслях о мужчине. Эти искренние чистые чувства ранили душу, которая почернела и давно обуглилась. Себастьян смотрел на Сея и представлял, как много еще впереди у юного монаха страданий, сколько произойдет, когда он уже не сможет быть рядом, когда покинет этот мир, когда откроется правда. – Обещаю, – слово, данное с открытым сердцем, на самом деле ничего не значило. Аббат видел много смертей в своей жизни. – И в жизни и в смерти, мальчик мой. – Но больше в смерти, прошептал голос в голове. Ты еретик, Себастьян, ты преступник. – Буду только с тобой. Мальчик сам потянулся к его губам, робко целуя, а потом уткнулся в его плечо, тихо всхлипывая. Он сам не понимал, почему плачет, почему ему сейчас так страшно. Не за себя, нет. За аббата. Он много не знал, не понимал, но чувствовал, что может произойти что-то страшное и уже сейчас боялся того, что может произойти. Сейчас он не стеснялся ни того, что обнажен, ни того, что одеяло соскользнуло, едва прикрывая.. Сей просто прижимался к груди мужчины и горько плакал, цепляясь за одежду аббата, будто тот может исчезнуть прямо сейчас. Утешение – извечное и так необходимое каждому живому существу. Как мало видел Себастьян утешения в тяжелые дни, когда оно так было нужно, когда, казалось, все силы уходят просто на то, чтобы дышать. “Сей, – шептал разум, – ты родился для счастья, но вряд ли счастье найдет тебя когда-нибудь еще... Если сейчас королевская власть лишь протягивает лапы к когда-то обездоленным землям, то вскоре она подгребет их под себя окончательно. И все, что называлось орденами, канет во времени, как и жизнь, что подходит теперь к концу. Юный мальчик, милый мальчик, как хорошо, что ты встретился именно в конце пути... Именно теперь можно обнять тебя и целовать твои полуоткрытые губы, забыв о завтра”. И поцелуи были с привкусом солоноватых слез, отчаянными и болезненно нежными. Как будто виделись они в последний раз и пытались запомнить вкус друг друга. Шепот Сея тонул в этих поцелуях, делая слова неразборчивыми, не важными. Зачем слова, когда прикосновения красноречивей всяких клятв. Когда они могут сказать то, что и не объяснишь словами. – Иди ко мне, я аккуратно, – мужчина потянул вверх рубашку и посадил юношу к себе лицом на колени, раздвигая ноги так, чтобы тот почувствовал, как в естестве рождается желание. Рука скользнула к члену и обхватила его в кольцо пальцев. Поцелуи сместились на грудь, губы вбирали соски через ткань. И не было испуга. Странно... Непонятно... Сей забыл, как дышать, выгибаясь на встречу и дрожа в чужих объятьях. И теперь отнюдь не от страха. Он прикрыл глаза и его слипшиеся от слез реснички слегка подрагивали от прикосновений аббата, а легкий румянец зарей разлился по щекам, смущенье вытесняло страх. Мальчик робко зарылся пальчиками в волосы мужчины, пряча свое лицо за волосами, будто точно так же мечтал спрятать удовольствие, которое вспыхивало в нем. Пальцы соскользнули на мошонку Сея, добрались до входа, пальчик скользнул внутрь. Вышел, еще раз. Мужчина сжимал мягкие ягодицы, толкал их на себя, заставляя юношу держаться за плечи. Затем откинулся назад и уперся спиной в стену, для лучшего упора. Он хотел, чтобы его мальчик сам захотел сесть на член, хотел, чтобы сам направил его в себя. – Давай, сделай это, – Себастьян почти просил о близости, он так долго этого ждал... Эта просьба маленьким солнышком вспыхнула в груди, обжигая стыдом и каким-то странным удовольствием. Сей робко взял в руки плоть мужчины, ощущая его желание, приподнялся на коленях и устроился так, что бы член аббата опирался в его вход. Он медленно начал опускаться, с тихим стоном цепляясь за плечи мужчины, и остановился только тогда, когда плоть оказалась в нем полностью. От удовольствия, от узости своего мальчика, от его громкого стона, его дрожи, в животе горел пожар, который спускался все ниже, приливал к члену. Сей в скудном освещении казался маленьким ангелом, который спустился с небес и теперь дарит своей чистотой его, нечестивца и развратника. Себастьян двигался осторожно, чуть выходя и вновь внедряясь. И любовался, как не любовался никогда – на белый силуэт, на светлые волосы, на откинутую назад голову, слушая все новые и новые стоны. А мальчик таял от этого удовольствия, закусывая губу и самостоятельно опускаясь на встречу мужчине. Ему хотелось раствориться в этих ласках, слиться с аббатом, стать частью его... Быть рядом, помогать в трудностях.. Он с головой окунулся в свои чувства, желая быть для аббата тем, с кем можно поделиться радостями и горестями. Быть тем, к кому всегда хочется вернуться. – Я... люблю вас... Слова... его слова, как лепестки роз, как солнце, что освещает старый дуб у дороги, как птицы, свившие гнездо в его ветвях. – Сей, мой ненаглядный мальчик, – мужчина сорвался на бешеный ритм. Он сходил с ума от страсти к маленькому садовнику. Он никогда больше не позволит Кристиану прикасаться к своему солнечному. Теперь жаркое пламя горело и в мальчике, и он, забывшись, стонал в этих сильных руках, метался, словно в клетке, вот только свободы он не хотел, ему нравился тот сладкий плен объятий, в который поймал его аббат, и не было теперь пути назад. Сей чутко откликался на каждое движение, всхлипывая каждый раз, когда задевалась чувствительная точка внутри. Он поймал юного любовника в кольцо рук, прижал к груди, стараясь не задевать раны на спине, а потом уложил рядом и позволил устроиться на своем плече. Всего лишь ночь. Всего лишь сердце Сея стучит в груди пугливым зайцем и жмется он к тебе, безбожник. И ищет в тебе защиты... В тебе, в безумном звере. Рядом с аббатом монаху-послушнику не было страшно. Он прижимался к теплому боку, пытаясь выровнять дыхание, щекотал шею мужчины своими волосами и робко улыбался в темноте, желая, что если это сон, то пусть он никогда не просыпается. Сей прикрыл глаза, надеясь, что мужчина не уйдет, останется, позволит полежать так еще немного, хотя бы чуть-чуть. – Вы придете ко мне еще? – слова непроизвольно сорвались с губ, и мальчик застыдился, зажмурившись, пугаясь своей смелости. – Конечно, Сей, иначе и быть не может, – отозвался Себастьян, накрывая их обоих одеялом. – Спи... Завтра рано вставать. У меня много дел и встать надо рано. Спи... – мужчина закрыл глаза. Сегодня он ни за что не оставит маленького ангела. Не оставит его никогда. Сей счастливо вздохнул, расслабляясь и вскоре заснул, согретый близостью мужчиной и утомленный сегодняшним днем. Веря в то, что какие бы трудности не поджидали теперь его на пути, он со всем справится. Проснувшись до рассвета, Себастьян разбудил мальчика, потянул к себе рясу и достал оттуда небольшую книгу в кожаном переплете. Последний оставшийся экземпляр мироустройства, звездных систем, которые рассчитал молодой физик Луаро Буесско. – Держи, мой мальчик, спрячь очень далеко, чтобы ни одна душа не узнала. Если инквизиция меня прижмет, ты поедешь в монастырь Святого Аугусто и передашь падре Ваоле. Он знает, что дальше делать, – мужчина начал одеваться. – Сегодня же спрячь и не читай ни в коем случае. *** Вернувшись в библиотеку, Николай застал Этьена, медитирующего над бутылкой с коньяком. Отобрав ее у франка, он выдохнул: – Этьен, и что нам делать? По-моему, все выходит из-под контроля! Мрачный взгляд на библиотекаря. – Ты уже получил инструкции? А то падре вместо того, чтобы сказать мне хоть что-нибудь вменяемое, рванул к Сею. Мужчина еще раз хлебнул из бутылки, скривился, и вытащил свою. – Давай-ка лучше граппы выпьем! – Из-под контроля? Можно подумать, оно там когда-нибудь было! – слабо усмехнулся библиотекарь, отвлекаясь от невеселых мыслей о незадачливой участи тихого садовника – вот же не повезло парнишке, да еще и ни за что, судя по тому, как аббат подорвался. А с другой стороны... с другой стороны, может быть, и повезло – не всякого монаха падре так защищать кинется. – С удовольствием! – граппа была самое то для завершения вечера... особенно с учетом того, что Этьену предстояло ночью. – Инструкции? Свернуть рейды, залечь на дно. А подробнее... если б ты прибежал минут на десять позже, может, было бы подробнее. Русич нахмурился. Получается, ему тоже нужно сделать то же самое. – Ну, – начал он, разлив граппу, – за русича и франка во вражеской стране! Проглотив напиток, пробежавшийся горячим потоком по пищеводу, он продолжил: – Через катакомбы? – Угу, – в глазах Этьена горел лихорадочный огонек, как если бы он рассказывал очередную запавшую ему в душу историю, вычитанную в одной из бесчисленных книг. Перспектива спускаться ночью на берег через запутанные ходы в скале под монастырем обычно не вызывала у него такого энтузиазма. – Сегодня ночью оставлю Лису знак, а дня через два... вот дьявол! После приезда их святейшества меня никто не отпустит в порт... да и тебя тоже. Придется опять в катакомбы лезть, чтоб их черти взяли... Николай глотнул граппы. Значит, и ему тоже придется сегодня все намеченное сделать. Он задумался, кто ему может помешать? Падре у Сея, Кристиана он нигде с вечера не видел, Этьен уйдет к своим контрабандистам. Микаэль? Он точно будет спать сном праведника. Значит, сегодня. Поглядев на опустевший кубок, он предложил: – По последней? – Давай, только мне совсем чуток плесни, – Этьен вдруг рассмеялся, заразительно и звонко, – не то развезет, и в подземелья я не пойду, а поползу! Представь себе: сходят на берег суровые моряки, просмоленные и пропитанные ромом... и тут им навстречу из пещеры выползаю я, весь из себя трезвый и красивый. Хммм, кстати о красивых... Никола-и, давно хочу спросить, да все как-то к слову не приходилось. У тебя женщины были? Русич поперхнулся граппой и с опаской покосился на библиотекаря. – Этьен, я тебя, конечно, уважаю, но ты чего это вдруг такие вопросы стал задавать? Как будто не знаешь, как я здесь оказался? Вернее, одну из причин. – Да, вот это я сглупил! – фыркнул Этьен. – Последняя все-таки была лишней... ладно, в пещерах сквознячком обдует, сразу протрезвею. И поесть бы надо, а то ветром снесет к чертям... с этими книгами совсем про ужин забыл, – библиотекарь смотрел на одну из опустевших полок так, будто увидел там что-то чрезвычайно любопытное. – Мне просто интересно, как оно вообще. Николай так и застыл, не донеся бокал до рта. Несмотря на долгое знакомство с Этьеном, некоторые аспекты жизни для них были не то чтобы запретной темой, нет, они их просто не обсуждали. Русич задумался, а потом ответил: – Этьен, хочешь со мной в следующий раз в город? Там эээээ... ну могу тебе показать, как оно вообще. А если захочешь, то и в частности. И быстренько глотнул граппы, пока библиотекарь не успел ответить. Этьен фыркнул. – Да не, чего я там в городе не видел! То же самое небось, что и в порту... да и у Лиса в компании бойкие особы есть, одна даже симпатичная. Все бы ничего, – библиотекарь сморщил нос, – но они же... пахнут! Честно, не знаю, как вы с этим справляетесь. Может, если их отмыть... или это от природы так? Николай задумался. Он до сих пор наведывался к даме, из-за которой оказался в монастыре. Ну, если дама не могла принять его, к служанкам. В ее доме были приняты византийские обычаи, которые он очень одобрял, будучи сам из Руси, а именно – баня. Отхлебнув еще граппы, мужчина ответил: – Не, точно не от природы. После баньки так приятственно пахнут. И даже зажмурился от удовольствия, вспоминая последнюю баню со своей дамой. Граппа приятно шумела в голове, придавая образам дополнительную выпуклость, фактурность и другие прелести. – Ты меня здорово утешил, – с серьезной миной сообщил Этьен. – Когда... в смысле, если мне вдруг захочется нарушить обет безбрачия, буду знать, что баня решает многие проблемы! – не выдержав, библиотекарь рассмеялся. – Ладно, давай закругляться, что ли. Мне еще поесть бы надо и подремать пару часов... хотя нет, подремать уже не успею. Сейчас наведаюсь в кладовую... надеюсь, брат Гиральд не настучит мне по башке. Ты спать? – Ага, – Николай осоловело кивнул. – Если последние два дня такие, что же нас завтра ждет, прости Господи! Пойдем, провожу тебя до кладовой, что ли... Мне бы тоже не мешало что-нибудь перехватить. Проводив Этьена не только до кладовой, но и обратно до библиотеки, Николай сердечно с ним попрощался, и, пошатываясь, пошел к себе. Завернув за угол библиотеки, он прижался к стене, спрятавшись в тени. Понаблюдав некоторое время за местностью, он странно бесшумно для своих размеров пошел в монастырский сад. Отыскав бутылочку, спрятанную утром в саду, он через потайную калитку вышел наружу. Добравшись до лекарни, он ощупал замок и хмыкнул – не сменили, ему же легче. Открыв замок, он на всякий случай убедился, что никто из послушников нигде не заночевал или не устроил еще чего похуже. От комнаты с зельями у него был давно заготовлен ключ, с помощью которого он добыл зелье в прошлый раз. Удостоверившись, что все полки очищены, Николай довольно хмыкнул. Найдя среди запасов лекаря пузырек, полностью совпадающий с уже украденным им, русич очень аккуратно начал переливать зелье в новый пузырек. Когда лекарство было поровну разлито в два пузырька, он заметил капли на одной из бутылок и машинально их лизнул. Чертыхнувшись, Николай, подумал, что ничего страшного не будет, он же один, никто ему ничего не внушит. Добавив во флаконы немного воды мелиссы, русич припрятал один из флаконов в лекарне, а второй оставил себе – на всякий случай. Добравшись до кельи, Николай решил обдумать, что же ему делать. Мысли путались. Почему-то все время вспоминался сегодняшний разговор с Этьеном. Да, Этьен... Нет, он, конечно, не любит мужчин, но Этьен... Он необычный. Привлекательный. С ним интересно и поговорить, и выпить уютно... А инквизиция... Да пошла она к черту! Не знает он никакой инквизиции... А вот Этьен... Что ж он тогда не пообщался с ним о них... Ведь можно было аккуратно выспросить, что на самом деле чувствует франк... И что эта инквизиция лезет в голову все время? Ну приедут, и приедут, ему-то какое дело... В винокурне ничего не найдут, книги он подчистил, а вот в библиотеке могут, но, наверняка, Этьен уже обо всем позаботился... Как бы с ним поговорить?.. С этими мыслями Николай погрузился в какое-то странное забытье. В голове продолжал крутиться Этьен. *** После тепла библиотеки подземелья показались Этьену особенно неуютными и промозглыми. Впрочем, холода он пока не чувствовал – за это стоило благодарить то ли граппу с коньяком, то ли странное нервное возбуждение, не отпустившее его даже после душевной беседы с Николаем. Миновав несколько коридоров – налево, еще раз налево, направо – библиотекарь прошел через две пещеры и свернул в узкий ход, довольно круто уходящий вниз. Крепче сжав факел, Этьен начал спускаться. К разнообразным шорохам добавился глухой мерный рокот – море было близко. Ход заканчивался в небольшой пещере со следами кострища на каменном полу. У одной из стен была свалена охапка хвороста и сложены заготовленные заранее дрова – здесь топливо взять было негде. Этьен поглубже закутался в плащ, который он в последний момент догадался накинуть поверх рясы – с моря здорово дуло. Посветив факелом на изрядно закопченную стену, он всмотрелся в корявые значки, нацарапанные поверх копоти. С его последнего визита прибавилось два, значит, ребята действительно наведываются сюда раз в три дня, как было уговорено. И значит, в следующий раз они приплывут завтра... жаль, у смиренного монастырского библиотекаря не будет ни времени, ни возможности в день прибытия инквизитора сидеть на берегу и ждать у моря погоды. Осторожно прислонив факел к стене, он, поднатужившись, откатил увесистый голыш. Под камнем ничего не было – видимо, Лис не испытывал острой необходимости пообщаться. Из мешочка у пояса Этьен извлек заранее приготовленный кусок коры и остро заточенное перо. Два круга, последний тщательно заштрихован – вот и все послание, но Лис поймет. ‘Приходите через два дня на третий в полночь’. А читать он все равно не умеет... Надежно припечатав письмо камнем, Этьен, вместо того, чтобы нырнуть обратно в катакомбы, вышел на берег. Море было неспокойно, это ощущалось даже здесь, в потайной бухте, окруженной скалами. Откинув капюшон, молодой человек подставил лицо ветру, полной грудью вдыхая запахи соли и водорослей, опасности и свободы. – O fortuna, velut Luna statu variabilis, – Этьен усмехнулся своим мыслям. Он мог бы стоять так еще долго, но ночь уже перевалила за середину, а перед завтрашним тяжелым днем следовало если не выспаться, то по крайней мере поспать. К тому же он начал мерзнуть. Обратный путь был гораздо менее приятным – загадочная лихорадка вроде бы отпустила, но зато библиотекарь продрог до костей, даже плащ не спас. Добравшись до кельи, он глотнул граппы, заботливо оставленной Николаем, и буквально упал в постель.