Монастырь (СИ)

Монастырь Валассии с самого начала занимался упрочнением науки. Был центром культуры, хранившим и собиравшим знания веков. При нем выросло несколько поселений, которые трудились по милости божией с великим усердием, снабжая все нужды монахов, чтившихся в этих краях как источник благодати. При монастыре работала и гостиница для странствующих монахов, паломников, а также частенько здесь останавливались и затерявшиеся в бескрайней равнине Валассии послы. Они восхищались затейливой архитектурой, богатством монастыря. Монахи его, одетые одновременно просто: льняные рясы с расшитыми рукавами, белые рубахи, выглядывающие как исподнее из-под подола, кожаные пояса, – тем не менее отличались странной, иногда пугающей красотой и одухотворенностью. И всякий раз, глядя на них, возникали у многих странников греховные мысли. Валасский монастырь – песня песней. Хранитель. Богатейший. И... В последний месяц здесь ожидали прибытия инквизитора, в послании которого обозначалась лишь одна причина – ересь. Но аббат Себастьян точно знал, что есть и другие. А именно богатство и сила монастыря, который распространял свое влияние на все большую территорию. Иметь свою армию могли только некоторые вассалы его величества. Но здесь... вдали от столицы, аббат управлялся сам. Мужчина поднялся из глубокого кресла и посмотрел на юного мальчика, который прилежно раскрашивал сурьмой иллюстрацию для новой книги. Юноша был очень хорош собой. Глаза его можно было сравнить с небесами. Светлые волосы ниспадали до пояса. А лицо... Разве художники способны передать такую прелесть? – Луис, прикажи, чтобы готовили трапезную. – Да, падре. – короткий кивок, и вот уже дверь закрывается за юным послушником, а в глазах аббата появляется сталь. Что же, никому еще не удавалось изменить устройство мира. И здесь власть монастыря, а не какого-то приезжего инквизитора. 1 Он был главой монастыря вот уже два года. Отлично представлял мотивы появления здесь инквизиции и готов был дать отпор очередному дилетанту, покушавшемуся на богатые южные земли. Конечно, многих заботит, сколько власти у Церкви сейчас. К землям, где сходятся многие торговые пути, внимание особенно велико – даже король, и тот неравнодушен к богатству, которое ему никогда не принадлежало, а всецело зависит от воли божией. Себастьян отложил письмо и подошел к окну, распахнул его, погладил рыжую кошку, свернувшуюся клубком на каменном подоконнике. Это был высокий мужчина, крепкий, с суровыми чертами лица, темными кудрявыми волосами, в висках которых уже змеилась седина. Жесткая внешность ярко контрастировала с картинкой за окном. Весна выдалась теплой, и уже расцвели апельсиновые и персиковые деревья на склонах. Внизу суетились монахи, принимавшие по четвергам оброк от местных крестьян. Стук в дверь оборвал размышления. – Входите, – сказал Себастьян и обернулся. Кристиан Легрэ переступил через порог, прикрыв осторожно дверь, чинно поклонился аббату, но даже в этом жесте не было раболепия – скорее уж привычка, такая же выверенная, как и холодная сдержанность в синих глазах. Вот уж на кого, а на смиренного богобоязненного монаха этот человек не походил. Широкие плечи, безупречная осанка и цепкий взгляд выдавали в нем воина, привыкшего держать в руках острый меч, плеть, топор, но никак не молитвенник. – Я слышал, что у нас скоро появятся гости? – риторически спросил он, проходя к окну и внимательно глядя в глаза Себастьяна. – Прочитай письмо. Ровно через три дня, если учитывать, что посланник всю неделю гулял в портовом городе, а потом только вспомнил и заявился сюда после питейной болезни. – Себастьян не смотрел на Кристиана, но знал, что тот пробегает глазами послание с гербами инквизиции. Рука аббата продолжала водить между ушей кошки, которая урчала и ластилась хозяйской ласке. – Опять вздумали отцапать у нас кусок земли. Хуже другое... Насколько будет копать новый инквизитор... Легрэ усмехнулся так, словно о проблеме не стоило беспокоиться. – Сколько бы ни собирался копать, надо сделать так, чтобы остался ни с чем. Почему бы не устроить ему лишнюю головную боль? Кажется, прямая обязанность святой инквизиции – борьба с нечистым духом. Вот пусть этим и занимается. – Если дело будет касаться городской инквизиции, то оно потянет, конечно. Там необразованные выскочки работают и во все верят. Сейчас нас посетит птица повыше, да еще с капитаном его королевского величества. Свои люди, помощники, охрана. Все поселятся в гостинице при монастыре. А проныра точно будет копать не нечистого. – Себастьян направился к дубовой двери, приоткрыл, выглядывая в длинный коридор. Затем закрыл. – Если только дело касается наследства, то поводы найдутся любые. Мы должны его принудить к постригу. И как можно скорее. Кристиан ненадолго задумался, слегка постукивая пальцами по пергаменту, потом хмурясь, отложил письмо на стол. – Разве ваша светлость не имеет на мальчика достаточного влияния, чтобы мы избежали подобных проблем? Если инквизитор пребывает к нам с посыла самого короля, то у него будет предостаточно сил добиться своего. Мы не успеем подготовить Луиса к постригу, пусть он даже сейчас же даст свое согласие. Нам нужно искать другой путь. Себастьян поманил Кристиана подойти и посмотреть в окно, где совершенно безобразным образом один из монахов отлынивал от подсчета оброка и, сидя на телеге, ел привезенные вареные яйца, запивая молоком. – Путь мы найдем. А вот инквизитор. Этому просто нужен повод найти ересь, – аббат резко закрыл окно, чтобы внизу было слышно. – Если мы сможем склонить инквизитора на нужную дорогу, то все повернется лишь в нашу пользу. Пока будем готовиться к тому, чтобы лишить нашего гостя всяких возможностей получить свидетельства. – Что же он будет искать? – пренебрежительно отшутился Легрэ, поглядывая на бездельника-монаха, точно ястреб на зайца. Его ухмылка стала хищной и многозначительной. – Мы все здесь – сама Святость. Ни воровства, ни мужеложства, ни сквернословия, даже лени и той не найти среди достойных братьев. Так что если инквизитор и предъявит нам обвинения, ему потребуются веские доказательства, а иначе все сочтут это ложью. Думаете, стоит лишний раз напомнить нашим монахам о святости, дабы никто из них, искушенный дьяволом, не совершил роковой ошибки. Кристиан внимательно взглянул на аббата, ожидая ответа. – Мне нужна уверенность, что ни один не станет болтать, – Себастьян взял в руки письмо опять. – Сегодня на вечерней службе следует предупредить братьев. В их интересах сделать так, чтобы инквизитор покинул нас как можно быстрее. Но среди нас есть крыса. Я точно знаю. Губы сложились в тонкую линию. Как раз в этот момент в дверь постучали, и в огромную келью вошел Луис, который вернулся из трапезной. – Все готово, падре, – сказал он, отводя глаза от Кристиана и беря книгу со стола аббата. Легрэ со сдержанным любопытством разглядывал юношу, потом будто задумавшись о чем-то своем, посмотрел в окно и прищурился. У него уже чесались руки – наказать бездельника по всей строгости монастырского устава. Однако для этого было необходимо получить разрешение аббата, а тому, увы, сейчас не до того. Жаль. – Ступай, Кристиан. Внизу есть чем заняться, Луис, помоги братьям. – Себастьян дал знак обоим, чтобы они покинули келью. Юноша кивнул и последовал за Легрэ. Они шли длинными мрачными коридорами: мимо чадящих факелов, обитых железом дверей, почти бесшумно ступая по холодному каменному полу. Кристиан был задумчив, но по праву старшего держался холодно и надменно. Впрочем, бывший стражник вообще не отличался тупой безропотной покорностью святош, просто он знал, когда стоит показывать зубы, а когда прикинуться самим смирением и признать власть сильного. Разумеется, при аббате этого монастыря у него были свои обособленные цели и приоритеты, и пока его все полностью устраивало. Легрэ обернулся в пол-оборота и взглянул на юношу. – Луис, тебе нравится у нас? – спросил он без напора, вежливо и почти лениво. Тот пожал плечами. Опустил глаза. – Да, – сказал тихо. Казалось, что и не сказал, а прошелестел. Закрылся от любого вопроса. От любого разговора. Накинул на голову капюшон и стал спускаться за Легрэ вниз по лестнице, оглаживая ладонью каменный парапет. В этом жесте сквозило узнавание каждой трещинки, каждого изъяна. – У вас много книг, – добавил после долгой паузы. – Что я должен сейчас делать? Чем помогать? – Твой первый долг, Луис, – ровно ответил Кристиан, – это, прежде всего, быть покорным и во всем слушать отца Себастьяна, беспрекословно и не подвергая сомнению его поступки и слова, как и полагается хорошему будущему монаху. Что бы он ни делал и ни говорил, он аббат и поставлен Господом и Церковью главенствовать над нами, – Легрэ перекрестился для приличия, но вкупе с его высоким ростом и широкими плечами это выглядело смешно и нелепо. Он открыл дверь, ведущую во двор монастыря, и, щурясь от солнца, шагнул на каменную мостовую. – Ты все понял? – Да, брат Кристиан. – Луис сощурился от яркого солнца и прикрыл рукой глаза. Во дворе суетились монахи, одни из которых переносили оброк в кладовые, а другие принимали и вели подсчет и запись.- Я просто не знаю, чем могу сейчас помочь. Юноша посмотрел снизу вверх на помощника аббата. В ярко-голубых глазах светилось искреннее непонимание. Пробыв в монастыре около двух месяцев, юноша практически не покидал кельи и только теперь изредка ходил в трапезную, чтобы сообщить о скором обеде. Легрэ снисходительно улыбнулся, но под личиной сдержанной лености у него уже вовсю бесились черти, требуя крови – разыскать того самого бездельника и отучить раз и навсегда поедать что-либо тогда, когда нужно работать. Но Луису незачем было видеть подобное – после пострига он еще узнает о скверной репутации помощника аббата, и не дай бог ему испробовать карающей руки на собственной нежной шкурке. – Сходи – напои скотину. – Кристиан почти с упоением наблюдал, как после его появления во дворе работа пошла быстрее, и даже те, кто ничем не занимался минуту назад, уже вовсю искали себе занятие потяжелее. Юноша огляделся. Он не стал переспрашивать, куда должен конкретно идти и где взять ведро, чтобы наносить воды. Просто пересек двор и заглянул в каждое помещение, пока не нашел то, что нужно. Здесь он встретил еще одного здоровенного детину, занимавшегося плетением корзины. Детина удивленно поднял на Луиса глаза. А юноша, взяв деревянное ведерко, направился к колодцу. Мысли его были очень далеко. Всего два месяца назад он избежал худшей участи, чем носить воду. 2 Луис набирал ведро неуклюже. Наверное, обращая на себя всеобщее внимание, по крайней мере, так ему казалось. То упорно не наполнялось больше чем на четверть. Десятый или двадцатый раз испробовав все варианты, юноша, наконец, сумел достаточно налить воды в стоящее на камнях деревянное ведро воды и отправился обратно в помещение, где сидел незнакомый монах. Зашел, перегнувшись на один бок, поставил ношу на пол и спросил: – А кого тут надо напоить? Мужчина опять с удивлением посмотрел на юношу и вдруг засмеялся: – Ну, уж точно не меня! – веселился он очень заразительно, так что Луис даже заулыбался. Отсмеявшись, монах поправил налобную повязку, стягивающую светлую копну остриженных по шею волос, спросил: – Ты, наверное, Луис? Я брат Николай. Посмотрев на юношу, который про себя пытался выговорить странное имя, мужчина пояснил: – Я из Руси. Слышал о такой? Луис отрицательно покрутил головой. Скинул капюшон, потому что солнце от долгих упражнений с колодцем, напекло макушку. – Николай, – повторил несколько раз, а затем огляделся. – А где здесь содержат скотину? – спросил смущенно. Казалось, мужчина был очень удивлен: – Луис, как ты с первого раза произнес мое имя правильно? И принялся аккуратно складывать прутья рядом с собой, намереваясь встать. – Я учился, – просто ответил юноша. – Орфоэпия, произношение, латынь, греческий, сейчас отец Себастьян позволяет изучать иероглифы. Я буду книги переписывать, наиболее старые. Юноша с интересом разглядывал плетение. -Это ива? У нас корзины делают из молодого орешника. Там гораздо холоднее, снег в начале октября выпадает. Здесь тепло... Русь... Русь... не слышал... Глаза Николая настороженно блеснули, но буквально через секунду он уже дружелюбно затараторил, подталкивая юношу к выходу: – Ага, ива. Пойдем, я тебе покажу, где свинарник, вряд ли тебя могли послать в пустую овчарню, – опять заулыбался мужчина. От его дружеского толчка Луис чуть не упал, и Николай еле успел его подхватить со словами: – Какой-то ты неловкий. Хорошо хоть ведро не успел взять! – мужчина вручил юноше ведро, проверив уровень воды в нем. – А что ты его не наполнил? Ты где столько языков выучить успел? Луис смутился еще больше. – Я понятия не имею, как с этим колодцем справиться, – сказал он. – Отец Себастьян меня отправил помочь, вот я и помогаю... как умею. А грамоту знаю, потому что ... но это уже в прошлом. Была такая возможность, теперь надеюсь, здесь пригодится. У вас большое аббатство? – Да, большое. Пойдем, я тебе сначала покажу, как с колодцем обращаться. Показывая юноше премудрости набирания воды в ведро, Николай постоянно болтал, а сам напряженно думал. Про Луиса знал весь монастырь, но за два месяца, которые Луис стал послушником, его мало кто видел. И вот теперь его вдруг отправили помогать по хозяйству. Ха! Да по этому мальчику сразу заметно, что он благородных кровей, и ничего тяжелее пера в жизни не держал. Пока они вот так болтали и шли к свинарнику, юноша все время оглядывался по сторонам. Больше всего интересовала именно библиотека. Ее он заприметил практически сразу. И теперь бросал взгляды на приоткрытые двери. Наконец отец Себастьян позволил покинуть келью, пусть и назначив послушание, но так даже лучше, чем постыдные воспоминания о последних днях в северной столице, когда пришлось спешно собираться и практически бежать прочь через всю страну. Теперь, греясь в лучах приморского солнца, Луис подумывал о том, чтобы написать-таки письмо герцогу Сильвурсонни, дорогому отцу о том, что жив. Но останавливало Луиса одно обстоятельство – королевский гнев. – Спасибо, Николай, за помощь, теперь я справлюсь, – юноша поклонился мужчине и тотчас вспомнил, что не при дворе, но взгляд собеседника был красноречивее всяких слов. – Брат Николай, – хлопнул Луиса по плечу мужчина, опять заставив того пригнуться. – Привыкай! – и, подмигнув, отправился восвояси, оставив потирающего плечо юношу. Оглянувшись несколько раз, Николай убедился, что юноша уже не видит его, и решительным шагом направился к аббату. Тот уже находился в нижних галереях, проверяя уровень воды и чистоту стоков. Монастырь славился своими купальнями, которые строились по древним греческим чертежам. Практически в монастыре была целая система коммуникаций и даже туалетные комнаты, о которых в столицах и не слышали. Но доступ к купальням имели только монахи, которых давно в народе прозвали благоуханными, как цветы господа. Себастьян недовольно закрыл одну из емкостей и оглянулся на Николая. – Где Луис? – спросил сразу. – Легрэ за ним присматривает? Мужчина быстро окинул взглядом галерею и опустился перед аббатом на колени. – Благословите, отче. Весь монастырь уже привык, что он называет падре Себастьяна “отец Себастьян”. И просить благословения уже было широко известным ритуалом, негоже его нарушать, даже если они находятся вроде бы вдвоем. Никто не знает, кто может стоять за колоннами. Получив благословение, Николай встал и быстрым шагом обошел галерею, проверив все укромные углы. Вернувшись после сего не очень понятного действа к аббату, мужчина негромким голосом начал говорить: – Легрэ отправил его напоить скотину. Я вообще не понимаю, о чем он думал. Мальчик не умеет ничего. Сразу понятно, что из дворян, причем не из простых. Его пока нельзя показывать другим братьям. В библиотеку – это еще ладно, с Этьеном еще можно договориться, а вот для остальных... Кстати, он сейчас точно руки в кровь сотрет – будет повод не выпускать из кельи несколько дней. Я его свиней отправил поить. И Николай опять на всякий случай оглянулся. Себастьян, давший благословение и дождавшийся того, чтобы Николай вернулся, выслушал доклад, нахмурив брови. Затем оставил проверку котлов и труб и, сделав знак следовать за собой, отправился по ступеням в лабиринт нижних этажей. Обычно сюда имели доступ лишь он и Николай, который занимался изготовлением вина. Сейчас от прошлогоднего урожая осталось лишь три мешка изюма, который должен был пойти на пасхальное угощение. – Надеюсь, Этьен его задержит. Руки негоже до мозолей. Другого боюсь, он собрался отцу письмо писать. При мне не станет, а вот за столом – самое место, – мужчина еще больше разозлился. – Ворота открыты. Достаточно выйти за них... И ищи его потом... – Себастьян ускорил шаг. Николай двинулся следом и усмехнулся: – Да не бойся ты, Себастьян. Как выйдет, так и вернется. Вот выйдет он за ворота – а дальше? Он же ничего не знает, да еще в одежде послушника. Его первый же крестьянин обратно приведет, чтобы не навлечь на себя твой гнев. Ты продолжай с ним нежненько. Да мальчишка и сам не захочет выйти. Ты в его глазки смотрел? Боится он, как пить дать, боится. Ну... – и на мгновение задумался, – можно с ним пожестче попробовать. Только прощупать нужно сначала. Есть такие, что только крепче становятся. Прощупать? И с надеждой воззрился на аббата. – Уйти далеко, конечно, не уйдет, но вот письмишко отправит. – Себастьян помолчал, словно что-то вспомнив, – и заплатить у него есть чем. Крест золотой, цепочка... Остальное-то я отобрал, – аббат свернул к последней из галерей, за которой лестница вела на поверхность. – Прощупать... Поспрашивать можно. Но без рук. Он и мне не особо-то рассказывает. Если бы не остановили обоз стражники, в море подался. Знаешь, сколько с ним вещей было? – Себастьян поманил Николая в сторону и достал связку ключей, чтобы открыть одну из дверей кладовых. За ней стояли тюки и сундуки, обитые железом. – Заходи! – аббат шагнул внутрь и открыл первый же из сундуков, набитый доверху дорогой одеждой. Тут же лежал ларец из листового золота. Еще один взмах, и ... на солнце заблестели каменья. – Луис – сын герцога. Племянник короля Фернандо. Наследник огромных земель, сопредельных с нашими. Понимаешь? Николай растерянно потер подбородок. – Не понимаю, как его не ограбили, с таким-то сундуком и внешностью “обманите, меня, пожалуйста”. Себастьян, ты уверен, что это не ловушка? Сам знаешь, можно прикинуться паинькой, а потом... А письмо... Выдавай ему бумагу под счет. Сколько ты дал, столько он вернул. У других бумаги ему не добыть, разве что у Этьена. Да... Без Этьена нам не обойтись – если этот мальчик действительно убежал из дома сам, в чем я сомневаюсь, видя этот сундук, только Этьен сможет ему задурить мозги редкими книжками. Я-то, конечно, тоже могу – есть у меня, что порассказать всяким романтичным юношам, но книжки лучше. Тем более, он говорил про переписывание книг. – То, что сбежал, я не сомневаюсь. История политическая, не простая, – аббат прикрыл дверь. – Обоз ехал невооруженный около недели. Мальчишка брал только самое необходимое, оделся скромно, волосы спрятал. Я обнаружил рекомендательные письма на посольство. Луис не хотел возвращаться домой. Более того, собирался отправиться на мусульманские берега. Себастьян покачал головой. – Надо убрать его вещи как можно дальше, чтобы даже намека не было. Одежду сжечь, а драгоценности лучше всего отнести... Ну, ты знаешь куда. И еще, я не всегда могу следить за ним. Держать взаперти – вызывать его подозрения. Мне нужно добиться его согласия на все. Подписать бумаги. Заставить герцога Сильвурсонни отдать положенную долю монастырю. А потому мальчик ни минуты один оставаться не должен. Возможно, сейчас посыла бежать и нет, но настанет тот момент, когда он начнет вырываться, и желание написать письмо лишь начало его желания вернуться к мирской жизни. Такой возможности я ему не дам. Мужчина, наконец, вышел из кладовой, вручив Николаю ключ, и поднялся с ним во внутренний двор. Крестьяне уже ушли. Монахи завершили подсчеты и тоже удалились в трапезную. Себастьян огляделся. Ворота закрыты плотно. Лишь Луиса нигде не видно. – К тому же, – теперь аббат перешел на шепот, – через три дня к нам прибудут гости из столицы, святейшая инквизиция. Хоть Легрэ и уверен, что наши богатство и сила не дают покоя феодалам, но на этот раз следствие ведет не городской дознаватель, которого легко убедить в кротости и смиренности. К нам едет инквизиторский обоз. Так что, дело осложняется неимоверно, – мужчина кивнул Николаю поискать Луиса в библиотеке, а сам отправился к трапезной, чтобы расспросить Кристиана, где же он оставил послушника.