Монастырь в миру. Беседы о духовной жизни

Вот этот случайно донесшийся до меня разговор слышится сейчас по всей Руси. Почти смешно, совершенно ни с чем не сообразно, но этот «сгущенный воздух», о котором где-то вычитал молодой человек, и это «электричество» победоносно разрушают в простых сердцах истины веры.

«Сгущенный воздух, а не небо» – это безграмотная фраза. Но молодой человек говорит ее, торжествуя победу над обманутой в своей вере старушкой. Если бы я мог его спросить (но ведь он никогда не придет сюда), какое отношение к истинам веры имеет то, что гром происходит от электричества? Конечно, он не ответил бы на этот вопрос, но разве ему это важно?.. Он убежден, что поймал обманщика-попа, разоблачил его.

Воистину почти смешной разговор, но над ним можно и заплакать. Ибо что значит вот этот «сгущенный воздух» и «электричество»? Это страшно много значит. Это значит погибшая для спасения душа. Наука ли повинна в этом? Наука ли отнимает веру? Сколько раз уже мы возвращались к этому вопросу, и надо ли вновь здесь свидетельствовать, что серьезное, настоящее образование вполне уживается с верой, что истины веры лежат совершенно в другой плоскости, чем научное знание, и поэтому если не сделать передержки, наука никогда не сможет разрушить веру.

Но самое страшное – это не слова, а тон, в котором они говорились, это тон радостного торжества. Можно подумать, что человек торжествует победу, доставляющую ему какие-то необычайные блага. Насмешка дьявола в том и состоит, что он заставляет людей вырывать из себя самое лучшее, самое святое, самое радостное, что есть в них, и вместо того чтобы привести их при этом ужасном деле к слезам отчаяния, к величайшей тоске, он вселил в них веселье, дал им чувство, как будто бы здесь достигнуто что-то необычайно приятное для людей. Но что же достигнуто?.. Кто-то говорил, ты будешь жить вечно. Это мечта, фантазия, несбыточная греза… На миг допустим, что это так, но здесь есть чему радоваться, здесь есть от чего прийти в восторг, здесь понятно ликование: ведь ему говорят о бессмертной, вечной, блаженной жизни. Но вот говорят человеку: «Ты проживешь несколько дней, месяцев, лет, умрешь, сгниешь – и больше ничего». Откуда же здесь веселие? Откуда здесь торжество? Чего же торжествовать, что ты только ни для чего не нужное соединение вещества, которое разрушится, и живой человек превратится в гниющее тело. Откуда же здесь взяться торжеству, если человек не впал в безумие?

Человеку говорят, Господь Бог содержит всю вселенную, Он дает высший смысл бытию вселенной и каждому отдельному человеку, Он ведет людей ко спасению; жизнью руководит разумная высшая сила, Промысл Божий.

Это – мечта, это – греза, это – несбыточная фантазия… Но есть от чего торжествовать, есть от чего прийти в восторг! Это понятно: разве не величайшая радость, что есть высший смысл бытия вселенной, что есть Господь, Который ведет нас ко спасению и дает нам жизнь.

Но вот говорят, никакого Бога нет, все это пустяки; живете во зле, в грязи, в мерзости, умрете, сгниете, и больше ничего не будет. Как можно эти страшные слова произнести торжествуя и веселясь?

Можно быть неверующим человеком, но совершенно нельзя понять, как можно быть веселым неверующим человеком?

Надо тогда плакать, плакать день и ночь, в постоянном сознании полнейшей бессмысленности человеческого существования. Тогда нужно постоянно быть в тоске, что кто-то над тобой сыграл ужасную шутку, вложив в тебя какие-то неясные стремления к безусловному добру и истине и потом все это свел к куску разлагающегося тела.

Можно быть неверующим человеком, но тогда нужно носить в своем сердце неизбываемую, постоянную тоску.

Можно быть неверующим человеком, но нужно иметь достаточно честности и смелости сказать, что вы, верующие, – счастливейшие существа, что ваша вера есть мечта, но мечта, отнять которую – значит отнять самое лучшее, что у человека есть.

Вот если человек домучается до того, чтобы так сказать, он будет уже на грани между неверием и верой.

Бесовское наваждение, царящее в мире безбожия, в том и состоит, что люди торжествуют, веселятся и чувствуют себя победителями оттого, что убили в себе самое лучшее, что было в их душах.

Когда смотришь на толпу людей, наряженных, накрашенных, веселых, возбужденных, идущих по этой жизненной дороге так, как будто бы они действительно знают, зачем и куда идут, и подумаешь, что все это люди неверующие, разве не чувствуешь ты себя как в доме сумасшедших? И когда приходит на исповедь мать и говорит со слезами, что сын ее перестал верить, ты как бы видишь, что вот еще один занемог и пристал к толпе безумных. Наше чувство скорби о потерявших веру особенно сильно потому, что мы-то ведь знаем, что вера не мечта, не греза, а самая святая истина и при этом истина, дающая человеку счастье, радость, мир, покой, смысл жизни, и что все это отнимается пустой, фельетонной фразой о «сгущенном воздухе и электричестве».

Когда подумаешь обо всем этом, есть от чего страдать и плакать, видя человеческое неверие.