Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

(Следует заметить, что в дальнейшем такие уличные разборки стали делом вполне привычным, давая время от времени богатый материал для исследования темы «Психология религиозного женского сознания» или «Женщина перед лицом небесного идеала», а то и просто «Синдром спасителя

Между тем поток крашеных и перекрашенных прихожанок как-то сразу стал стремительно нарастать. Каждая пейзанка хотела явить себя во всем великолепии и прикладывала к этому множество усилий, не жалея для этого ни средств, ни времени. Так или иначе, за текущий месяц пятнадцать прихожанок пожелали изменить свою внешность, превратив монастырскую церковь в некое подобие осенней клумбы.

Жалкие попытки остановить манию украшательства, естественно, ни к чему хорошему не привели. Отец Ферапонт было попытался привести подведомственный ему народ в чувство, однако был остановлен недовольным пшиканьем, ненужными вопросами и демонстративным оставлением храма, так что вместо проповеди «Иоанн Златоуст и его борьба с украшательством» ему пришлось прочесть проповедь «Отчего красота угодна Богу», которую он произнес по личному распоряжению наместника, который, в свою очередь, внимательно ее слушал и согласно кивал головой.

Проповедь имела большой успех.

В ней говорилось о том, что нам следует ежедневно благодарить Господа за то, что он создал такие прекрасные вещи, как Солнце и Луну, а также рассказывалась малоизвестная история про святого Варфоломея, который с помощью красоты обуздал врага рода человеческого и даже сумел привести его к покаянию.

Прихожанки доставали платки и рыдали.

Бумажные иконки с изображением св. Варфоломея разошлись в один день, так что пришлось заказывать новую партию, что, конечно, не входило в планы отца игумена.

Дальше – больше.

Чтобы труд перекрашиваний не оставался незаметным, прихожанки произвели некоторые изменения в своем туалете. Например, они стали носить платки с некоторой вольностью, то в виде косынок, целомудренно открывающих грудь, то в виде шляпок, открывающих шею, а то и в виде Бог знает чего, открывающего нечто, к чему, похоже, нельзя было придраться, но что, тем не менее, выглядело крайне непристойно и, мягко выражаясь, нецеломудренно.

Про летучие запахи фальшивой «Шанели» и не менее фальшивого одеколона «Путин» говорить не приходилось.

Монахи роптали и изобретали разные отговорки, чтобы не идти на исповедь и не встречаться с прихожанками.

Впрочем, все было бы, наверное, не так уж и страшно, если бы не одно серьезное явление, о котором все мы как-то позабыли, но которое рано или поздно все равно должно было появиться на горизонте религиозной жизни Пушкинских гор. Называлось это явление «Митрич» и было знакомо каждому православному пушкиногорцу.

2

Митрич был большим папой римским, чем сам папа, и поэтому от него можно было ожидать всего, чего угодно. Был он из коммунистов, но при Горбачеве успел поменять ориентацию и решительно сделался православным, уверяя всех, что Господь сам призвал его к служению, наградив даром провидца, получившего от Небес разрешение собирать деньги на построение нового храма, с чем архимандрит Нектарий, кстати сказать, был решительно не согласен.

Службу Митрич знал плохо, петь на клиросе – не пел за отсутствием слуха и голоса и по всем статьям оставался девственно чист в отношении того, во что он верил, считая, что Троица – это Богородица, Христос и святой Николай, а русские основали город Иерусалим в честь княгини Ольги, а еще для того, чтобы не пускать арабов в святые места. Но больше всего любил он побороться за чистоту православия, положив в основание своей борьбы Краткий Катехизис, с которым всегда сверял те или иные сложности, которые время от времени, конечно, возникали.

Подвигов, которые Митрич совершил, защищая православную веру, было не счесть.

Во-первых, он разгромил и сжег до основания католическую библиотеку.

Затем разрушил временный католический молельный дом.

Добился, чтобы семья баптистов, где было десять детей, навсегда уехала из Пушкинских гор, не вынеся различных выходок Митрича и его клевретов.

Объявил войну господину Шломо Шнеерсону, публично обвинив его в том, что он лично распял Христа, потому что читал, что всякий еврей уже в силу своего еврейства несет личную ответственность, распиная в своем сердце Спасителя, о чем можно было прочитать во всех заслуживающих доверия средствах массовой и не массовой информации.

И так далее, и тому подобное.

3

Между тем, дошла до ушей Митрича и история с сединой.

Будучи не совсем в ладах с пушкиногорским игуменом, Митрич посчитал случившееся добрым знаком и воспарил, надеясь с Божьей помощью одолеть супостата, под которым он понимал не то врага рода человеческого, не то самого наместника – сказать что-нибудь определенное по этому поводу было трудно.