Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

– Согласен, – кивнул отец Фалафель и загрустил. Потом он подумал немного и добавил:

– Может, лучше поймать машину?.. Тогда успеем и там и там.

– Гениально, – сказал Пасечник. – Мы, наверное, так и сделаем. Тем более что к нам уже кто-то едет.

И в самом деле.

От перекрестка в их сторону двигалась еще не видная за кустами машина.

– Давай, голосуй! – закричал Пасечник, торопливо надевая кроссовки, – Давай, а то уедет!

Отец Фалафель выскочил на дорогу и замахал.

Подъехавшая машина оказался маленьким ЛАЗом, который остановился у обочины и быстро открыл двери, словно приглашая поскорее заходить.

– К магазину подбросишь? – закричал отец Фалафель, стараясь перекричать работу двигателя. – Знаешь, какой поближе?

– А то, – водитель с интересом разглядывал монахов.

– А потом в Дедовцы, – сказал, появившись за спиной у отца Фалафеля, Пасечник.

– Понятно, – не очень уверенно произнес водитель – А зачем вам в Дедовцы? Мы так не договаривались.

– Мы в гости идем, – сообщил отец Фалафель.

– Ха! – хмыкнул водитель. – Видали?.. Они в гости идут, а ты тут вози покойников целый день… Вы хоть помните, что я везу-то?

– Ну, откуда я могу помнить-то? – сказал отец Фалафель и осекся.

Посреди автобуса, в проходе между сидениями, стоял гроб. Обыкновенный деревянный гроб, слегка обработанный в некоторых местах паяльной лампой.

– Э-э, – отец Фалафель обернулся к Пасечнику. – Видал?

– Ого! – Пасечник попятился назад. – С детства не любил покойников… Это вы его везете?

– А кто же еще? – спросил водитель. – Как договаривались.

– Наверное, мы лучше пешком пойдем, – сказал Фалафель.

– Что значит «лучше пешком», – возмутился водитель. – О «пешком» никакого разговора не было.

– А о чем был? – строго спросил Пасечник,

– А вы что, ничего не помните? – спросил водитель.

– В общих чертах, – уклончиво ответил Пасечник.

– Ну, с отпеванием, – водитель не очень уверенно произнес это слово. – Я с дядей Мишей говорил, так он сказал, что все деньги уже уплачены, так что извиняйте.

– Какие там еще деньги! – закричал отец Фалафель. – Я сроду чужих денег не брал!

– Тихо, – сказал негромко Пасечник, а затем подмигнул ничего не понимающему отцу Фалафелю. – Ты что, голуба, с печки упал? Это же поминки. Когда ты в последний раз на поминках гулял? Хоть поедим и выпьем по-людски. И не надо в магазин ходить.

– А кто же отпевать-то будет? – спросил Фалафель.

– Ты и будешь, – сказал Пасечник. – Дело нехитрое… Ты ведь, надеюсь, за десять лет научился же здесь чему-нибудь?

– Совсем ты, Пасечник, сдурел, – негромко сказал отец Фалафель и постучал себе по голове. – Может, тогда ты сам отпоешь, если это так просто?

– И отпою, если надо будет, – сказал Пасечник.

– Эй, мужики, – сказал водитель. – Вы в мигалки-то не играйте, а садитесь да поедем. Время уже.

– Ладно, – отец Фалафель полез в автобус. – Но только под твою полную ответственность.

– Вот увидишь, – сказал Пасечник, а потом спросил. – Хороним-то кого?

– Тетку мою, – сказал водитель.

– Как же это ее угораздило?

– А вот так и угораздило, – ответил водитель. – Перебрала чуток. Самогон, он ведь шутить не любит.

– Это точно, – подтвердил Пасечник. – Ну что, едем?

– Едем, – сказал шофер.

И автобус тронулся.

65. Дедовские

1

Если выйти на Савкину горку, то оттуда откроется замечательный вид, в котором можно было найти и далекое Петровское, и неблизкое Михайловское, а главное – этот невероятный простор, который, казалось, еще немного – и взлетит к небесам, пугая уток, которые жались у берегов Сороти в огромных количествах.

Сюда не водили экскурсии, если такое все же и случалось, то, описывая местные примечательности, экскурсовод обыкновенно говорил:

– А теперь посмотрите отсюда на усадьбу поэта, – после чего, минуя усадьбу поэта, все головы сразу поворачивались в сторону дачи бывшего начальника Октябрьской железной дороги, а ныне ректора железнодорожного института, чью дачу Дедовское вечно путали то с Петровским, а то и с Михайловским, а после долго пожимали плечами, говоря что-нибудь вроде «Живут же люди» или «Ни хрена себе дачка».

Мужики, которые привозили туда несколько грузовиков с вещами, рассказывали, перебивая друг друга, какая мебель разместилась на даче ректора. Особенно поразили всех десять напольных часов, которые начинали вдруг бить одни за другими, а в конце громко играли Гимн, вызывая у присутствующих желание отдать честь или изо всех сил подтянуть красноармейскому хору.

– Прямо как живые, – говорили мужики и уважительно пожимали плечами.

А другие, в свою очередь, загадочно улыбались и негромко бормотали:

«Ничего… Небось, не каменная». И добавляли для непонятливых: «И пожарные туда вряд ли поедут».

2