Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

«А чего Он пошлет-то, этот Бог ваш? – спросил мужик и уже было приподнялся со скамейки, чтобы последовать совету отца Фалафеля, но тут дверь в мощехранилище проскрипела, и на пороге появилось новое действующее лицо, а именно отец Иов. Он оглядел присутствующих и остановился на мужике, который приветствовал его тем, что снял с головы свою кепчонку и привстал.

«В храме-то надо ходить с непокрытой головой», – сказал Иов, разглядывая посетителя и пытаясь вспомнить, мог ли он его видеть прежде.

«Я что? Я ничего, – сказал мужик, сняв кепку, немного робея и делаясь от того слегка развязней. – Ты, что ли, тут главный будешь?»

«Тут он все главного зачем-то хочет, – охотливо встряла женщина. – Вон извертелся прямо весь».

«Сиди», – прикрикнул на нее мужик и, обращаясь к отцу Иову, сказал:

«Мне бы, вот, кагору бы грамм сто. Измучился прямо».

Глаза его при этом вдруг зажглись прозрачным мечтательным огнем.

«Причаститься хочешь?» – спросил Иов, делая вид, что не понимает, чего хочет мужик.

«Очень хочу, – со слезой в голосе отвечал тот. – Сделай такую милость, родной, прикажи, чтобы дали».

«Так причащаться надо было с утра, – сказал отец Иов, разводя руками и призывая всех присутствующих посмотреть на это любопытное явление. – Ты бы еще к вечеру пришел!»

«Можно даже двести», – сказал мужик, не слушая того, что говорил отец Иов.

«Чего двести?» – продолжал хитрить тот, глядя сквозь мужика.

«Кагора, – сказал мужик. – Чего же еще?»

«Так тебе и дали, – засмеялась женщина, поднимаясь со своего места. – Ишь! Кагора ему захотелось!»

«Что-то я не пойму, – и отец Иов сложил на животе руки, – ты с просьбой, что ли?»

«Я, между прочим, тут с самого обеда маюсь, – сказал мужик. – Заждался прямо».

«Не было его тут, – сказала женщина. – Мы тут сами с обеда дожидаемся».

«Цыц! – сказал мужик. – Она сама тут недаром пришла».

«Фалафель! – сказал отец Иов, немного подумав, для чего слегка поморщил лоб и прищурил глаза, как он делал всякий раз, когда ему удавалось решить какую-нибудь проблему. – Отведи его в трапезную. Пусть покормят».

«Чего это, в трапезную, – мужик выказал вдруг необыкновенное достоинство. – Я, чай, не нищий, могу дома поесть».

«Вот и ел бы дома», – сказала женщина и вновь засмеялась.

«Я сюда не столовничать пришел, – сказал мужик с явной обидой в голосе.

Затем, надев с размаху свою кепку, он обронил напоследок зло и горько:

«Вот он, Бог-то ваш… Где он, Бог-то, это-та? А-а, не знаете… Вот то-то же».

«Ну, ты Бога-то особо не трогай, – строго сказал отец Иов. – Бог-то тут ни при чем».

«А кто же тогда причем? – спросил мужик с горечью, за которой легко можно было увидеть тяжелую обиду и несбывшиеся надежды. – Кагора пожалел, этот Бог ваш хваленый!.. Нешто это по-людски?»

Сказав же это, он с презрением оглядел всех присутствующих, поправил свою кепку и вышел вон.

Некоторое время в храме царила тишина. Затем отец Иов прервал молчание:

«Ну? Видели?.. Кагор ему подавай!.. Ну, что за народ такой, ей-богу? А еще называют себя православными!»

После чего он тоже быстро покинул храм, но не через главный выход, а через дверь, ведущую в мощехранилище, откуда можно было незаметно скрыться от навязчивых прихожан и не менее навязчивых прихожанок.

2

Возможно, вспоминая эту историю и этого забавного мужика, я подумал, что вся вина его заключалась только в том, что он чрезмерно уповал на чудо, которого ждал и на которое надеялся, веря, что оно обязательно рано или поздно произойдет и заставит нас всех увидеть все в ином, прекрасном и волшебном свете, когда кажется, что Небеса готовы исполнить любую твою просьбу, потому что это находится в их собственной природе.

Бог не ему одному, а всем нам представляется раздателем всяческих благ, которые можно получить, стоит только начать исполнять заповеди и время от времени каяться в своих мелких и несущественных грешках. Около двух с половиной тысяч лет назад праведник Иов тоже так и думал, исполнив все, что полагалось, то есть приносил за себя и детей жертву, славословил Небеса и вел себя так, как от него, праведника, ожидали окружающие.

Все помнят, конечно, чем это закончилось