Монастырские

С раннего детства мне и Богдану было привычным ощущать себя в окружении любящих родителей, нянек, бабушек, тётушек… Как хорошо было проснуться от того, что няня щекочет тебе пятки и шепчет какие-то добрые слова. А брат ещё спит, и на губах его улыбка от того, что теперь и ему няня щекочет пятки. И солнце яркое, горячее, близкое, летит, летит по нашим лицам сквозь белый тюль. И движутся светлые блики, и свежие, свежие розы из открытых окон зовут из палисадника к себе, где тропинки, где шуршание гравия под ногами, где стрекозы. И голос мамы где-то там, далеко: «Дети…!» И ветров шум в небесах, будто зовы ушедших в миры вечных страданий, в миры бесконечного покоя, среди них и мои предки… Кто вы, где вы, те, кто был до меня, в ком когда-то текла та кровь, которая потом стала моей кровью…

Вот флаги эпохи, вот крики вождей, вот пушки грохочут, вот песни детей… Кто там покрывает саваном грудь, кто там умирает, кто там – всё забудь. Забыты рыданья, забыта любовь, всё пеплом покрыто, а жизнь всё идёт…

Вот я смеюсь, а кто-то плачет, вот я и ещё кто-то ненавидим друг друга, а потом миримся, а потом снова ненавидим. Сколько людей вокруг, сколько ссор, сколько дружбы, сколько лицемерия и потом раскаяния… Почему я плохая сегодня, и хорошая вчера? Почему я злая утром, и добрая днём? Откуда это? Что я есть? Куда это всё потом исчезнет, когда закроются мои глаза?

Мы все каждую ночь закрываем глаза, и сон объединяет нас, и мы становимся единым целым. Мы одинаково лежим, молчим, не видим вокруг тьмы, не слышим тишину, не чувствуем ночь. Нас так много, нас так много, нас – тьма, мы – сквозь все века – всюду мы. Вот снова мы растворились в том, что называется сон. И на всех стучит одно общее сердце. Но что за этим стоит, какие загадки, какие смыслы? И почему сон так похож на смерть? И что есть смерть, почему она есть, зачем она? А что есть рождение? Почему оно, зачем оно?

По вечерам, засыпая, я размышляла об этом, и мне становилось страшно от того, что там, до моего рождения, меня никто не знал, потому что я тогда не существовала, я была – кем? Я была смертью? Я была ничто, или нечто? Скорее – ничто? Или я была будущей жизнью? Тогда я сейчас – кто я сейчас, будущая смерть, это и есть я сейчас?! И вот, когда-то меня не было на этом свете, когда-то меня никто не знал, никто обо мне не думал, никто меня не любил, и я никого не любила. Но ведь и после меня, когда меня не станет, меня тоже никто не будет знать, и никто не будет меня видеть, и я никого не буду видеть и уже ничто не будет меня тревожить из того, что будет происходить на земле. И мне уже будет всё равно, помнят меня или нет. Или нет? Не всё равно? Меня не было, меня не станет, и что? И что?! Я никогда не буду? Навечно – нигде?! Навечно!!! В моём воображении возникала чёрная земля, внутри которой то, что когда-то называлось мною, и этому – что? Этому не будет конца? Дрожь бежала по моему телу.

Страшное, ужасное, холодное сковывало мою душу, я не хотела больше думать об этом, слёзы проступали на глазах, но я уже не знала этого, я спала. В одной со мной квартире спали родители, спал брат, спали няньки. Но мне уже не было дела до них. Мне снилась слава.

Однажды, в далёком детстве, папа привёл нас с Богданом на Красную площадь на поклонение красному богу по имени Ленин. Я со священным трепетом вошла в мрачное «святая святых», и увидела что-то страшное, что-то непостижимое в виде «вечно живого». Вот оно. Куколка гения. Призрак могущества. Вот он, вождь всех времён и поколений, вот он, предмет народного обожания. Как уютно он лежит в своей норке, и с какой жадностью люди льются к нему любопытными реками, обступают безумными хороводами. Они льнут к нему, своему идолу, приобщаются к его смертным токам, заражаются его мертвенной бесконечностью, упиваются его чёрной святостью, поклоняются его адскому бессмертию. И ему, главной персоне массовых игрищ, центральной забаве государственных маскарадов, в центре всенародных ураганов – быть там, внутри кокона смерти, совсем не страшно! Потому что с ним все эти люди, потому что он для них вечный, вечный! Вот она, слава! Слава убаюкивает и согревает, слава делает тебя сильным!!! Так шептались во мне чьи-то весёлые тени, обволакивали меня ядом. Я верила этим гусеницам, я слышала их завывание.

И тогда я решила – и слово это было горячо и наивно, страстно и бесповоротно – решила вот что: мне нужна слава! Вот достойная уважения цель жизни! Слава и только слава сможет спасти меня от этой страшной жизни, обещающей смерть по её завершении. Мне казалось, слава решит все проблемы, я буду счастливой… А дальше, говорила я себе, не важно… Я затыкала уши, надеясь таким способом не слышать внутри себя мыслей о смерти, и сердцем погружалась в мечты о славе.

Глава 3: Корни