Mond (СИ)

   Осязание Идена барахлит так сильно, словно находится вне пределов досягаемости, словно полигон для боевых учений, расположенный за многие километры от командования в его лице — решительное наступление стоило стольких сил, что он едва замечает, когда Тамара, получив наконец долгожданную свободу, медленно поднимается на ноги, одергивает свитер, не утруждаясь возвращением на исходную позицию прочих предметов одежды, и покидает комнату. Поначалу кажется странной даже сама идея собой владеть, так что приводить себя в порядок он начинает не сразу, и лишь тогда замечает кровь, оставшуюся на ладони, едва различимые кровавые разводы на паркете неподалеку, почти черные в лучах луны, которая все глядит в окно издевательски и звенит, жужжит, гудит, словно пишет показания для какого-нибудь очень страшного суда. Ее довольно много, крови, как для подобных случаев, Иден в силу своего опыта уже недостаточно наивен, чтобы пытаться объяснить ее наличие на себе и на полу естественными процессами, тем более что под рукой есть девичье белье, на котором никаких оправдательных улик не находится. По некой символической причине, ему самому доступной лишь очень смутно, этот вскрывшийся факт предстает столь же критически важным, сколь и неожиданным, — уж за кем, а за Тамарой, которой без малого двадцать, со всеми ее замашками, авансами, прямолинейной, если не грубой манерой демонстрировать расположение, невинность заподозрить было бы абсурдно, и сверхценность этого факта удесятеряет свежеподанную на стол вину, возводя ее масштабы до грандиозных величин, отчего меркнет всякий шанс решить, избавился ли он после всего содеянного от зомби из вуду, или же наоборот, окончательно с ним отождествился. Впервые в жизни впадая в панику от собственного кощунства, он вскакивает и спешит за ней следом, не сразу догадавшись застегнуть джинсы, которые без этого путаются в ногах и стесняют движение. За дверью в комнату обнаруживается коридор, там темно, хоть глаз выколи, второпях Иден даже не вспоминает, какую неприязнь в последнее время стал питать к темноте, оттого что в ней не отличить себя от прочих предметов с их назойливым наблюдением, и от этого очень просто оказаться в парадоксальном положении всех этих предметов одновременно, теперь он просто ныряет в темноту, незамедлительно натыкаясь там на какой-то предмет мебели и с грохотом сбивая с него другой предмет, в полной предметов квартире царит мертвая тишина, так что закрытую дверь в ванную он находит исключительно интуитивно, ориентируясь лишь на связь с Тамарой, едва ли не осязаемую. Вот и она, застряла напротив своего отражения в зеркальной дверце настенного шкафчика посреди смехотворно тесного помещения, тусклый, как и во всем прочем доме, свет усиливается кафельными стенами и обеспечивает видимость неожиданно ярко. Иден с трудом втискивается между раковиной, стиральной машиной, ванной и корзиной для белья, глядит из-за ее плеча в отражение и находит там Тамару бледной и печальной, тени под глазами уже не списать на макияж, свитер не по размеру скрывает обнаженные бедра, босиком на кафельном полу стоять, должно быть, холодно, она больше не плачет, но теперь не понять даже, хорошо это или плохо.