Mond (СИ)

  — Есть поверье, — со вздохом говорит Тамара, исполняясь ненависти к речи как таковой от самой необходимости что-либо объяснять, но промолчать мешает этот лихорадочный блеск в его прозрачно-зеленых глазах, ведь сколь бы соблазнительной ни представлялась идея наследственного сумасшествия, это не мешает ей, к сожалению, прекрасно осознавать собственную причастность к его бредовой картине. Не то, чтобы речь когда-либо заходила о сознательном проклятии, однако Тамара как никто другой знает, что порой для искажения какого-нибудь явления достаточно неудачного взгляда, неправильной мысли, неподходящего момента. — Согласно которому открываешь ряд возможностей, в обмен отказавшись от некоторых функций, понимаешь? Это не решение, которое принимаешь осознанно, но тем не менее.

  Иден в ответ открывает рот, потом молча его закрывает и глядит так, словно она обратилась к нему по меньшей мере на китайском. Понимание речи в последнее время вообще дается ему непросто по причине бесконечных поисков некоего особого смысла, скрытого между строк, — откуда ему там браться, Иден не знает, но вероятность того, что Тамара станет после всего вот так запросто к нему обращаться, даже не приходит в голову, начисто вытесняемая паникой и ужасом от перспективы лишиться ее в результате содеянного навсегда, замешательство его лишь усиливается от нескрываемого сожаления на ее лице, тем более, когда она, не дождавшись ответа, опускается зачем-то на корточки и развязывает шнурки на ботинках, которые он до сих пор не снял, потом снова выпрямляется и осторожно, почти что нежно, расстегивает пуговицу на его джинсах. Далее Иден раздевается самостоятельно, под ее неотступным надзором испытывая жгучий стыд оттого, что замешательство и полученная нагота делают его до определенной степени беззащитным, но протестовать больше не смеет и только уверяется в результате, что все это — подготовительные меры к какому-нибудь невероятно отвратительному ритуалу, объяснение которого он только что услыхал и не смог разобрать, — в ванну лезет беспрекословно, стоит Тамаре лишь слегка в направлении оной переместиться. Пасть жертвой невероятно отвратительного ритуала он готов и был бы, пожалуй, даже рад такой возможности компенсировать нанесенный ущерб, но Тамара не спешит извлекать из ниоткуда ритуальный кинжал, а вместо этого снимает свитер и присоединяется к нему, говорит: