Mond (СИ)

  В память о голых коленках и баскетболе она покрывает его член поцелуями и сосет после этого очень усердно, утомившись его терзать, будто пытается за один раз высосать все последствия тех заблуждений, по лабиринтам которых три года его гоняла, Иден стонет тихо и горячечно, отказав себе во всех прочих выражениях удовольствия, это длится недолго, потому что все силы исчерпаны, хотя луна еще высоко, а до рассвета еще далеко. Тамара не перестает недоумевать, как им обоим удастся разместиться на этой тесной кровати в полный рост без того, чтобы сваливаться с краю во сне, до тех пор, пока они, наконец, не размещаются, и тогда выясняется, что опасения напрасны, потому что Иден обнимает ее так крепко и вместе с тем встраивается в нее так гармонично, что его присутствие ощущается не более, чем присутствие в комнате звенящего лунного света. Создавшееся положение до того немыслимо и невероятно, что он отчаянно старается подольше не заснуть, желая поглубже в память врезать обстоятельства, и неважно уже даже, бред это, сон, реальность или фантазия, и оттого он засыпает моментально, как только закрывает глаза, да так крепко, что почти в обморок. Того же самого не скажешь о Тамаре, для кого остаток ночи занят сном мимолетным и поверхностным, она выныривает оттуда постоянно, так как Иден очень теплоемкий и лежать рядом с ним — все равно что в июльский полдень на пляже, ей невдомек, как эта самая скрипучая пружинная сетка до сих пор под ними не расплавилась и не прожгла дыру насквозь к соседям снизу, а еще потому, что быть в близости, постоянно иметь возможность услаждать взор слишком непривычно, тем более что Иден в спящем виде являет собой олицетворение безмятежного доверия, с ним что угодно, кажется, можно сделать беспрепятственно, и на моральное удовлетворение от этого чувства она не променяла бы никакой сон.