Монета скифского царя

— Людочка… Папа у тебя?

Прикидывая, что ей ответить, Дайнека сказала:

— Нет.

— Где же он?

— Папа не ночевал дома? — догадалась она.

— Не ночевал. Я всю ночь звонила ему. Телефон отключен. Когда ты с ним в последний раз говорила?

Вопрос Елены Петровны резанул по сердцу.

«В последний раз» прозвучало как траурный марш Шопена.

Всхлипнув, Дайнека прошептала:

— Вчера утром…

— Ты что-то знаешь?! — всполошилась Елена Петровна. — С папой беда? Он в больнице? Или…

— Никаких или! — вскрикнула Дайнека. — Я ничего не знаю! Сама звонила весь вечер. Может, он у друзей?

— У каких?… — безнадежно проговорила Елена Петровна.

— Например, у директора холдинга.

— Я звонила Борису Ефимовичу. Славы там нет.

— Может быть, у кого-то еще?

— Я обзвонила всех. И знаешь… Вчера ночью кто-то позвонил и молчал.

— Елена Петровна, вы только не переживайте. — Дайнека тяжело сглотнула и призналась: — Я сама переживаю.

— Может быть, он куда-то собирался? — предположила Елена Петровна.

— Собирался. — Дайнека прикусила язык и закончила не так уверенно: — Кажется…

— Людочка, — Елена Петровна взяла ее за руку, — скажи, даже если это не совсем… — Она не договорила.

Дайнеке пришлось сказать правду:

— Он собирался к Насте.

Выдержав паузу, Елена Петровна обронила:

— Он ничего об этом не говорил.

— Наверное, не хотел, чтобы вы беспокоились.

— О чем я должна беспокоиться? — Всякий раз, когда речь заходила о бывшей, пусть и гражданской, жене Вячеслава Алексеевича, Елена Петровна сдержанно поджимала губы.

— У Насти неприятности, — уточнила Дайнека.

— Это ее неприятности. С чего мне переживать?

— Согласна, — с готовностью подтвердила Дайнека. — У Насти дом отбирают. Отец сказал, что надо помочь.

— Ну, что же… Ему виднее.

— Хотите, я сейчас позвоню на дачу? — Сморозив глупость, Дайнека тут же сообразила, что ее слова можно истолковать только так: отец провел эту ночь на даче, а значит, он — с Настей.

Неловко помолчав, Елена Петровна направилась к выходу:

— Когда папа появится, позвони, пожалуйста, мне.

— Да он и сам позвонит! Я в этом уверена.

Елена Петровна ушла. У Дайнеки осталось чувство вины за допущенную бестактность, но это чувство на время приглушило ее беспокойство за отца.

В ближайшие полчаса Дайнека позавтракала, погуляла с Тишоткой, села в машину и отправилась на дачу. Конечно, она могла бы позвонить, но, зная лисьи повадки Насти и особенно ее матери Серафимы Петровны, решила застать их врасплох.

Дорога в одиночестве располагала к раздумьям. Дайнека думала о Елене Петровне Кузнецовой. Она безмерно уважала эту женщину и хотела, чтобы отец оставался с ней. Теперь этот замечательный союз был под угрозой, и Дайнека должна была его защитить.

Дорога до дачи заняла больше часа. Притормозив у ворот, Дайнека посигналила. Из калитки выглянула покрытая косынкой голова Серафимы Петровны, после чего ворота открылись.

Дождавшись, пока Дайнека вылезет из машины, Серафима Петровна принялась ее обнимать, приговаривая:

— А уж как я соскучилась, и не высказать!

Дайнеке было неловко, оттого что она не могла ответить Серафиме Петровне тем же.

— Идем, Людочка, в дом. У меня борщ на плите, пампушки с чесноком еще тепленькие. Какао с цельным молочком только сварила. Все как ты любишь.

Шагая по дорожке, обсаженной невысокими деревцами, Дайнека ощутила щемящее чувство нежности к этому месту, к теплому ветерку, колышущему листья деревьев, и даже к Серафиме Петровне.

Сентиментальный настрой улетучился, как только они вошли в дом и встретили Настю.

— Зачем явилась? — накинулась она на Дайнеку.

Между ними немедленно встала Серафима Петровна:

— Зачем же так, доченька! Людочка приехала в гости, вон столько не виделись. Сейчас накрою стол, пообедаем по-семейному.

— Да я, собственно, на минутку… — начала Дайнека, но Серафима Петровна силой усадила ее на диван:

— В кои веки приехала! Неужто не покормлю!

— Мама! — вякнула было Настя, но ее тут же остановил твердый взгляд Серафимы Петровны:

— Молчи, полоротая! Профукала наш домик — молчи!

— Поэтому я и заехала. — Дайнека влезла в их перепалку. — Хотела спросить про папу…

— Я — быстро! — Серафима Петровна метнулась к буфету, достала скатерть и одним хлопком раскинула ее на овальном столе. Потом убежала в кухню.

Дайнека спросила у Насти:

— Отец вчера заезжал?

В ту же секунду из кухни донесся голос Серафимы Петровны:

— Настена! Иди сюда, помоги!

Настя ушла на кухню, и Дайнека, смирилась с невозможностью по-быстрому расспросить об отце. Она с грустью оглядела гостиную: все те же тюлевые шторы, тот же диван. На стене — картина, которую они с отцом купили на вернисаже. При воспоминании о том добром времени ей стало грустно.

Грустить долго не пришлось — в комнате с большой супницей в руках появилась Серафима Петровна. За ней вошла Настя с блюдом пампушек.

У Серафимы Петровны все «горело» в руках: тарелки заняли свои места на столе, рядом с ними легли солидные столовые приборы.

— Садись, Людочка, за стол! Угощайся!

Дайнека села, да и кто бы устоял — к великолепному борщу Серафима Петровна подала жирную деревенскую сметану и зелень. Дух шел такой, что слюноотделение во рту фонтанировало.