Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники

Поскольку этот пир был задуман как праздник в знак объединения сторон, то с каждой стороны был назначен свой распорядитель: от Борджигинов это был Белгутэй, а от юркинцев — прославленный силач Бури-боко, сам по происхождению не юркинец, но всегда выступавший как их союзник. Смелый и прямой богатырь, Бури-боко был, по-видимому, особенно обижен теми подозрениями, которые пали на юркинцев — подозрениями, отметим, никем не доказанными. Не слишком-то он верил в добрую волю тех, кто десять лет презирал род Юркин как вероятных предателей. Но до поры до времени он сдерживал свое раздражение. Однако очень быстро отыскались и другие возмутители спокойствия. Ими вновь, как и много лет назад — после смерти Есугэй-багатура — стали женщины.

Ссора на пиру вспыхнула из-за того, что старухи Хороджин-хатун и Хуурчин-хатун, вдовы Хутухту-юрки, основателя рода Юркин (Хуурчин была к тому же матерью Сэче-беки, главного приглашенного гостя) возмутились тем, что Темучинов кравчий Шикиур, после того, как выпили свои чаши кумыса важнейшие лица празднества — сам Темучин, его мать Оэлун, его заместитель Джочи-Хасар и вождь юркинцев Сэчебеки — следующий кубок поднес не старым ханшам, а молодой жене Сэче-беки, Эбегай (по другим сведениям, она была младшей женой того же Хутухту-юрки, но это маловероятно). Хороджин и Хуурчин стали бить Шикиура, приговаривая: «Как ты смел начинать не с нас, а с Эбегай?» Избитый кравчий заплакал и, явно адресуясь к Темучину, сказал: «Не потому ли меня и бьют так вот, что не осталось в живых ни Есугэй-багатура, ни Нэкун-тайши (старший брат Есугэя)»? Темучин, однако, никак не вступился за своего слугу, стерпев оскорбление, что только доказывает, насколько он был заинтересован в примирении с юркинцами. Дальнейшего продолжения эта свара не получила, но на настроении пирующих сказалась весьма сильно, вновь разделив их на два враждующих лагеря, злобно поглядывающих друг на друга, но не осмеливающихся раздувать конфликт под строгими взглядами своих вождей.

Ситуацию взорвало то, что начиналось как мелкое происшествие. Один пьяный катакинец из свиты Сэчебеки попытался украсть конскую упряжь, принадлежащую Борджигинам (а по Рашид ад-Дину — коня из табуна Темучина). Белгутэй, как известно, отвечавший за ханских коней, схватил вора (который, возможно, и вором-то не был, а просто спьяну перепутал коновязи). Бури-боко вступился за своего человека, Белгутэй воспротивился. Тогда Бури-боко, уже порядком заведенный происходящим на пиру, выхватил меч и ударил Белгутэя в плечо. Рана была несерьезной, и Белгутэй, зная, как важен этот пир для Темучина, попытался погасить ссору: «Опасного со мной ничего нет, и я сохраняю хладнокровие и дружелюбие. Одного только и боюсь, как бы из-за меня не перессорились младшие и старшие братья, которые только что примирились и соединились».{Удивительно, но это, абсолютно прямое свидетельство того, что до этого пира юркинцы и сторонники Темучина находились в явном разладе, до сих пор не замечалось историками-монголоведами. Между тем, оно четко указывает на то, что же было основной причиной пира в Ононской дубраве: а именно, возможность двух недружественных до этого групп прийти к примирению и согласию.} Однако кровь, струившаяся из плеча Белгутэя, взывала к отмщению. Обе стороны, уже не реагируя на уговоры вождей, похватали все, что можно было использовать как оружие — дубины, колотушки, даже бурдюки с кумысом — и началась грандиозная драка. Для Темучина, да и для Сэче-беки эта распря была как кость в горле, но сделать они уже ничего не смогли. Море выпитого кумыса сделало свое дело (Юань ши, цзюань 1).

В ожесточенной свалке победу одержали сторонники Борджигинов, которые захватили и обеих старух — первых возмутительниц спокойствия. Хрупкий мир вновь был нарушен, однако так велико было желание Темучина пойти на мировую, — китайские войска уже начали теснить татар на запад, — что даже после такого инцидента обе стороны возобновили переговоры о союзе. Юркинских ханш возвратили, между двумя ставками засновали гонцы, но времени оставалось в обрез: Темучину нужно было исполнить то, ради чего чжурчжэни выпустили его из плена. Вангин-чинсян, китайский руководитель похода, к тому времени гнал татар вверх по реке Ульдже{Ульджа — ныне река Улдз-Гол в северо-восточной Монголии, в междуречье Онона и Керулена.} и ожидал от монгольского хана обещанной помощи.

Тот послал к Тогрил-хану гонца с просьбой присоединиться к походу на татар: «Татары наши старые враги. Они губили наших дедов и отцов. Поэтому и нам следует принять участие в настоящем кровопролитии». Кераитский хан в очередной раз согласился помочь своему названому сыну. Вскоре объединенное монголо-кераитское войско обрушилось на татар, укрывшихся в урочищах Хусуту и Нарату вблизи Ульджи. К походу пригласили присоединиться и юркинцев, но те к месту сбора не явились.