- Во всяком случае, жертва по доброй воле. Я не заставлял тебя выходить замуж, настоятельница. Тебя заставил Ренато… – Хуан прервался, чтобы послушать шум приближающихся весел, и крикнув, приказал: – Подходи к этой стороне, Сегундо. – И шепотом сказал Монике. – Я понесу тебя на руках, чтобы ты не намочила свои ножки…
- Хватит глупостей! Оставьте меня, уходите, берите свою лодку и отплывайте!
- Какая ты забавная, Святая Моника! Ты бы рассмешила меня, если бы вошла туда без кулаков. Думала, все так просто? Думала, достаточно сказать: «Оставь меня в покое, забирай свою лодку и проваливай», чтобы я подчинился как пес? До какого предела может дойти твой эгоизм и высокомерие? – вне себя от гнева, он крикнул: – Хватит! Меня уже укусил пес ваших просьб, а я знаю, что это значит, чего стоит и чему служит. Знаю, что значит поддаваться твоим мольбам и слезам… Это означает попасть в ловушку, заплатить жизнью за свою слабость. Однажды тебе удалось, но больше этого не случится. Я ни к кому не испытывал жалости, а к тебе всех меньше! В лодку… на корабль! Ты вышла за меня замуж, и ни ты, ни твоя сестра на будут больше смеяться. Я увезу тебя, хоть волоком!
Терзаемая и увлекаемая стальными руками, которые властно держали ее хрупкую талию, заглушив голос в горле, Моника видела спасительную маленькую дистанцию в один прыжок, отделявшую землю от лодки… Повелительно Хуан приказал второму:
- К носу Люцифера, и греби изо всех сил… Быстро!
- Мы не будем ждать мальчика? – нерешительно спросил второй. – Оставим его на земле?
- Приплывет, чтобы больше не опаздывал! Давайте, гребите, поехали…!
- Нет! Нет! – умоляла Моника отчаянно. – Вы, сеньор моряк, послушайте…
- Он не видит, не слышит и не сделает ничего без моего приказа. Тебе понятно? – и обратившись прямо ко второму, требовал: – Торопись и езжай быстрее! Бросай конец.
- Но, капитан… – проворчал второй.
- Не вмешивайся в то, что тебя не касается, не ищи того, что не терял, потому что не найдешь! – и повернувшись в Монике, подчеркнул низким голосом. – Видишь, что все бесполезно? С моей стороны сила закона, а это веский довод. Так приказали, как приказали… Поехали! – в этот момент отдаленно послышался грохочущий шум, предвещавший бурю, и саркастично Хуан проговорил: – И как всегда, небо меня поздравляет. – Затем крикнул второму: – Поднеси лестницу, идиот! – и снова обратив внимание на Монику, иронично объяснил: – Она не из мрамора, а из канатов. Но не важно, я подниму тебя на руках. Как на Доминике и Ямайке… Невесту на руках…
Мгновения хватило Хуану, и он уже стоял на палубе на крепких и сильных ногах. Опустилась ночь… Рядом с мачтами три члена экипажа Люцифера удивленно смотрели на странную сцену. Сегундо сделал несколько шагов, и уже не мог сдерживаться, вступаясь:
- Капитан, минутку. Эта женщина…
- Ты требуешь от меня отчет? – разъярился Хуан. – Проваливай… Уйди в сторону…!
Он пинком открыл настежь дверь единственной каюты корабля, и вмиг дверь закрылась за ними…
- Нет! Нет! – кричала Моника вне себя от страха. – Вы мерзавец, настоящий мерзавец, не может быть, чтобы эти мужчины не пришли мне на помощь! Пожалуйста… помогите…!
- Замолчи! – Хуан преградил путь, гневаясь, напрягаясь и закрывая ей рот. – Никто не войдет сюда, и если кто-то решится постучать в эту дверь, того я убью! Это опасно, и все об этом знают.
Он отшвырнул свирепым рывком покрывало койки, а она замерла, закрыв глаза, приоткрыв губы, словно силы ее покинули, и погрузилась в бессознательное состояние, кипящая кровь побежала по венам, и лихорадочный бред красным облаком пронесся по закрытым векам…
- Наконец ты решила утихомириться, замолчать… – Хуан сделал короткую паузу и взглянув на нее, удивился: – Моника! Моника! Что с тобой? Что произошло? Ты притворилась больной? Думаешь посмеяться? Ну уж нет. Нет! Ты слышишь? Ты моя, принадлежишь мне, я буду обращаться с тобой хуже, чем с рабыней! Я не сжалюсь, не буду слушать твои мольбы, ты не тронешь меня просьбами, даже если будешь умирать и страдать… Слышала? Хватит притворяться! Поднимайся! Поднимайся!
Он безуспешно тряс ее, и снова бросил, глядя на нее в бессильной злобе. Нет, она не притворялась. Ее тело стало мокрым, покрылось мучительным потом, а щеки, такие бледные, зажглись лихорадочным румянцем. Сильной рукой расстегнул Хуан черный корсаж, и на миг смотрел на белую шею, в которой ничего не двигалось… Неловко он поискал пальцами пульс и нащупывал биение крови, которая становилась горячее из-за подступавшей лихорадки. Мягко он оставил ее и сделал несколько беспорядочных шагов по каюте, как вскоре послышались несколько деликатных стуков в дверь, а голос второго позвал:
- Капитан… капитан…!
- Какого черта? – разозлился Хуан, открывая дверь. – Как ты осмеливаешься?
- Простите, капитан, но мальчик стоит на пляже и кричит… Его и вправду нужно оставить на земле?
Второй говорил, с любопытством наблюдая за лицом Хуана. Затем выпрямился, пытаясь через плечо взглянуть, но крепкая рука капитана Люцифера резко отодвинула грубияна, обвиняя: