Моника 2 часть (ЛП)

- Что ты делаешь здесь, Айме?

- Ренато, жизнь моя, я схожу с ума в этом доме, – пыталась оправдаться Айме страдающе и лицемерно. – Одна, как говорится. С доньей Софией не о чем говорить. Когда начался суд, она заперлась в комнате и постоянно плачет. Сказала, что этот скандал убьет ее, и она права, Ренато. В ее годы, с ее гордостью… Меня ужасно беспокоит наше дело. Хочу сказать, что ради дела семьи де Мольнар ты делаешь это… Твоя мать считает, что тебе не следует.

- И я разделяю мнение доньи Софии… – Моника внезапно затихла, снова стала сдержанной и гордой, как в одежде послушницы, и притворилась, что не заметила горящего взгляда Ренато, который пытался оправдаться:

- Ты прекрасно знаешь, что мы выполняем долг, пытаясь исправить ошибки.

- Именно об этом я и говорю, – вступилась Айме с ложной наивностью. – Хотя мне показалось, что вред не так велик, потому что плохо или хорошо, но Моника любит Хуана. Я как раз выглянула в окно, когда она защищала его с таким жаром, поставив тебя в неловкое положение, Ренато.

- Моника понимает, что долг превыше всего, и считает своим долгом быть на стороне Хуана, поскольку замужем за ним.

- Так ты понимаешь? Слава Богу. Я боялась, что ты огорчишься, рассердишься на нее. Но вижу, нет причин. К счастью, открытые враги все еще дружат, как и полагается хорошим родственникам.

- Что ты хочешь сказать, Айме? – спросил удивленный Ренато.

- Не знаю, не так важно. Я так волнуюсь, что не знаю, что и говорю.

Резкий звон колокольчика призвал к тишине шептавшихся. Со странным волнением Ренато направился к окну зала суда. Этим воспользовалась Айме. Она подошла к сестре, схватила за руку, и прошептала ей на ухо с отчаянной злобой, которой была полна ее лукавая душа:

- Хуан выйдет на свободу. Все присяжные, с кем мне удалось поговорить, будут на его стороне, и эта бумажка, которая так тебе мешает, для поднятия его настроения, и послужила ответом на другую его записку, когда он попросил помощи и поддержки во имя нашей любви, которую не может забыть. Я не виновата, что Хуан не забыл меня, считает своей единственной настоящей любовью. Я написала, что все еще люблю его, потому что без его любви меня не интересует ни любовь, ни свобода. Это правда. Теперь ты знаешь. А теперь, если хочешь, расскажи Ренато!

Излив яд в измученное сердце сестры, не дав времени Монике ответить, Айме подбежала к Ренато. Все в ней переменилось: наивное выражение, нежные и ласковые слова, мягкое и влюбленное поведение, с каким она схватила руку Ренато:

- Ренато, дорогой, что там происходит?

- Это уже слишком, слишком! Педро Ноэль среди свидетелей защиты.

- Нотариус Ноэль, вам есть что заявить?

Голос председателя заставил умолкнуть шум зала, яростные разговоры, столкновение мыслей и желаний, захваченных интересом судебного разбирательства двух братьев. Негодующее возмущение заставляло смотреть друг на друга важных влиятельных лиц трибуны. Жажда мести, бешеное любопытство, и что-то нездоровое сотрясало сжатую вереницу скамеек, где скопилась общественная публика. Педро Ноэль, прежде чем выступить, повертел в руках цилиндр, извечный спутник его поношенного сюртука, и совершенно спокойно произнес, словно впервые в жизни решил поставить на карту все:

- Едва ли, сеньор председатель, мое заявление лишнее…

- В таком случае, почему вы вызвались свидетелем?

- В какую-то минуту я подумал, что нужен, но красноречивые доводы сеньоры де Мольнар оказались в конечном счете бесполезными. Она права – слова лишние. Нам предоставили доказательства в их суровой действительности. Страдания Колибри видны на теле, и к вашему благоразумию, сеньоры присяжные, я взываю посмотреть на этот случай с чувством справедливости, думаю, этого достаточно для оправдательного решения, которого с нетерпением ждет большинство, не так ли?

- Сеньор Ноэль, свидетель не может выступать в защиту, – напомнил председатель. – Если обвиняемый добровольно отказался от защиты…

- Потому, что у него есть совесть, которая не является злом, – прервал Ноэль, словно продолжая линию председателя. – Потому что его намерения достаточно ясные, это всем видно, и к тому же, сеньор председатель, сеньоры судья, присяжные, из-за особого склада характера обвиняемого. Об этом нужно сказать перед судом. Как существуют злобные лицемеры, так существуют и лицемеры добра, и перед вами как раз характерный случай на скамье подсудимых. Вот человек благородный, щедрый и человечный, в сердце которого есть милосердие и любовь к ближнему, но он слишком ранен, унижен, чтобы показать это. Мы причинили ему много зла, чтобы он сказал без стыда, что все еще хороший, щедрый и продолжает любить человечество.