— Я бы забрал тебя себе. Выкрал бы, выманил, утащил, выдрал бы силой и никогда никому бы не отдавал.
— А разве ты не знал, что я любила тебя?
— Разве ты не знала, что я любил тебя?
— Знала, но не думала, что это всерьёз и так надолго. Ты был… слишком…
— Я был слишком?
— Слишком желанным для других, а значит, подверженным чересчур большому количеству соблазнов.
Я вздыхаю и отвожу свой взгляд, потому что мне больно, и я не хочу, чтобы она видела, насколько. Прижимаю её лицо к своей груди, обнимаю обеими руками, заключая её теперь уже в своё кольцо любви и безопасности.
— Откуда же мне было знать, что ты к моменту нашей встречи уже успел наесться разнообразия досыта… ты ведь ничего, совсем ничего о себе не рассказывал.
И снова я вздыхаю, но на этот раз мне хватает мужества признать:
— Да, это молчание было ошибкой, очень большим заблуждением. Возможно даже, самым большим.
— Ложись-ка, — командует. — Ты совсем забросил свой пресс! — толкает меня во взмокшую грудь ладонью.
И я нехотя возвращаюсь к упражнениям, мысленно наказывая себя за эту идею — ведь я давным-давно использую для пресса совсем другие нагрузки. Поднимаюсь и опускаюсь, размеренно вдыхаю и выдыхаю воздух, неотрывно глядя любимой женщине в глаза. Мне всё нравится в ней, каждая мельчайшая деталь: изгиб бровей, форма носа и наполненность губ, фантастический цвет глаз, так сильно напоминающий море в Испании. Даже то, как она укладывает свои волосы, мне всегда нравится, и я всё время хочу к ней прикасаться: так много, как смогу, сколько она вытерпит, ведь я уже давно заметил, что частенько выматываю её своим чрезмерным вниманием.
Наш секс давно перестал быть сексом, это нечто совсем другое, гораздо большее, и я не могу найти достойных слов, чтобы дать ему определение. Мне бесконечно и отчаянно нужны её руки, близость, объятия, тепло и хрупкость, её запах. Поэтому я так сильно люблю обниматься, прижимаясь всем своим телом, вдыхать аромат ее кожи, волос, косметических средств, которыми она пользуется. И сколько бы раз я ни совал свой нос в её баночки с кремами, они никогда не пахнут так, как она — нежностью.
Из-за моих движений Лерина рука медленно сползает в самый низ моего живота и задерживается на резинке шорт. Она смотрит на неё, словно раздумывает над чем-то, и я, кажется, даже знаю, над чем именно. Мысль об этом мгновенно гонит мою кровь к тому самому месту, о котором, вероятнее всего, в данную секунду думает моя жена.
И вот она, не отрывая взгляда от своей руки, сдвигает её ниже, дразнит, заставляя меня едва ли не скрипеть зубами. Наконец, это происходит: её горячая ладонь ложится на мой уже весьма неспокойный пах. В этот момент Лера отрывает взгляд от руки и, глядя в мои глаза, наблюдает за тем, как быстро растёт моя эрекция.
Я напряжённо выдыхаю и лежу неподвижно, застыв в ожидании: что дальше?
— Хочешь? — спрашивает.
Я размышляю: она задумала поиграть или ждёт прямого ответа? Никогда ведь не знаешь наверняка. В итоге, выбираю вариант первый:
— О чём ты?
— Я о чём? — томно отвечает и тянет резинку моих шорт вниз. — Я о том, что для занятий спортом у нас имеется целый зал с агрегатами и тренажёрами и кучей другой ерунды. Странное дело при таких обстоятельствах тащить меня в спальню, чтобы подержать тебе ноги, пока ты древним способом качаешь свой пресс. Но главное… Ты знаешь, что главное?
— Что главное? — со стоном выдыхаю, потому что в этот момент шорт на мне уже нет, а лицо жены опускается низко-низко…
— Главное заключается в том, что перед прокачкой пресса или иных групп мышц, обычные люди не принимают душ, ну, разве что, только очень сообразительные…
И она целует меня в то место, которое я действительно полчаса назад привёл в идеальный гигиенический порядок. С особой тщательностью.
Наконец, её губы раскрываются, чтобы сделать то, что я так люблю, и что она делает для меня так редко… но когда делает, я вижу звёзды. И чувствую биение своего сердца, ВЕЗДЕ.
Я обеими руками сжимаю волосы на своей голове, готовый вырвать их с корнями, только бы сдержать себя и не стонать, пока губы и язык моей женщины дарят мне свои нежные ласки, заставляя задыхаться от интенсивности ощущений, слепнуть от их яркости.
— Ле-е-е-ра… — не выдерживаю и отталкиваю её, чтобы не испачкать.
Она закусывает свои распухшие малиновые губы и лукаво улыбается, довольная собой и тем, что всё же довела меня до этой неудобной ситуации, когда я вынужден зажимать рукой последствия собственной несдержанности.
Но сегодня однозначно её день, вернее, вечер, потому что моя жена лезет на нашу кровать и выдаёт нечто совершенно новое и неожиданное:
— Когда будешь готов продолжить, просто имей в виду: в конце я хочу, чтобы ты сделал это на мой живот, — кивает на мой зажатый кулак. — Я хочу посмотреть на неё.
Новизна её просьбы делает меня готовым к продолжению практически мгновенно. Одна мысль о том, как это будет выглядеть, а вернее о том, что она хочет увидеть, как это у меня происходит…
— Боже, — выдыхаю, стягивая с неё бельё.
— Что, нравится моя идея? — опять хитро улыбается.