Моногамия. Бонус. О возрасте в сексе и о сексе в возрасте

— Пфф, — нервно фыркает мой муж. — Мы ведь не об этом вовсе! А вообще… об ответственности!

И вот я бы ему сейчас ВСЁ сказала! Вот абсолютно всё! Как он никогда не предохранялся со мной и задавал свои дурацкие вопросы про месячные, приучая к самому ненадёжному методу контрацепции. И как он дурачил меня в самом начале нашего брака, намеренно подлавливая мои опасные дни, пока не добился своего — не зачал Лурдес. Сам же недавно признался, подлец! А ещё разводит тут лекции об ответственности!

По моим нервно сжатым губам и взгляду он всё это понимает, и вся спесь тут же сходит с него одной волной:

— Ладно— ладно! — гладит меня по спине. — Не злись, пожалуйста, Лерусь… я ж ничего такого плохого не имел в виду… просто сказал…

— Я в шестнадцать чуть не переспала с Антоном, — внезапно выдаёт Лурдес, запихивая печенье в рот.

И не дожидаясь, пока проглотит, добавляет с набитым ртом:

— Я хочу сказать, что переспала бы с ним, если бы он не отшил меня.

— Ну, рановато, конечно, но шестнадцать же уже было, так что, какие могут быть вопросы? — комментирует это признание Алекс. — Разве что нравственные… — добавляет, тоном, полным иронии.

Соня разворачивается к сестре, выпячивая свой живот, и возмущённо восклицает:

— Это что, ты мутила с ним, когда он бегал за мной, что ли?

— А тебе то что? Ты всё равно его не любила!

— Да! — поддакивает ей Алекс.

— Что «да»? — Соня больше не покладистая и тихая. — Мне плевать на Антона, но меня предала моя собственная родная сестра!

— Ну, допустим, родная, но не собственная. Я сама по себе… и делаю, что хочу… то есть, я имею в виду, поступаю, как считаю нужным. Вот!

Соня возмущена и не знает, что ответить.

— Я в отличие от тебя его любила, так что у меня есть веское оправдание.

— Да, но ты могла сказать мне об этом! Неужели же ты думаешь, я не отошла бы в сторону?

— А какой в этом был бы смысл? Мне нужен был ЕГО интерес, а не твоё великодушное «отошла бы в сторону»!

— Ладно, остыньте уже обе, — призывает их мой муж. — Молодец, Лурдес, что нашла в себе силы сознаться. Теперь между вами больше тайн нет?

— Нет.

— Это главное. Смотрите, лучше, что Айви делает.

Мы, три скандальные женщины, обращаем свои взоры на играющих в противоположном конце столовой детей, к которым присоединились двухлетние близнецы А́дам и Ева — дети Лурдес и Антона.

Амаэль сидит на полу, сооружая из Лего здание неизвестного назначения, он держит спину ровной, потому что над его головой стоит Айви и… причёсывает его.

— Она что, собралась вязать ему бантики? — озвучивает общий немой вопрос Лурдес.

— Не думаю, — отзывается Алекс. — Давайте посмотрим.

Айви аккуратно, растягивая удовольствие от процесса, расчёсывает Амаэлю волосы, нежно заглаживая своими маленькими ручками длинные вьющиеся пряди назад, и я пребываю в шоке, потому что Амаэль никому, кроме меня, не позволяет прикасаться к своей голове, даже Алексу. Причесав хорошенько моего сына, она снимает со своей головы заколки и лепит их на чёлку Амаэлю, убрав её, таким образом, с его лица. Он выглядит, конечно, очень забавно с неуклюже заколотой чёлкой, но лицо его и глаза совершенно теперь свободны, так что даже мне становится легче дышать.

— Видите, что происходит, — мягко подытоживает мой муж и даже не озвучивает очевидную всем истину. — Поэтому не смейте им мешать! Не лезьте!

— Зарос он у вас, однако. Стричь его не пробовали? — вопрошает Лурдес.

— Он не любит! — отрезает мой муж, и в его тоне столько решимости, что кажется, возьми кто-нибудь в этот момент в руки ножницы, он бы кинулся защищать сына грудью.

— Есть вариант поручить это дело Айви — пусть хоть как-нибудь отрежет ему эту чёлку, а ты придержи пряди, — предлагает ему Соня.

— А это идея! — соглашается Алекс, радуясь больше, конечно, не блестящей мысли Сони, а тому факту, что она не отвергает Амаэля, позволяя ему быть рядом со своей дочерью после всех провокационных вопросов, что он задал.

Мы с Алексом решаем выдвинуться на переговоры вместе:

— Сынок, — муж опускается на колени рядом с ним, — ты позволишь Айви остричь тебе пару прядей?

— Тех, что мешают тебе видеть? — добавляю.

Моего сына мгновенно передёргивает, но он не говорит «нет». Молчит, удерживая страдальческое выражение лица.

— Я аккуратно, — тихонько отзывается Айви. — Не бойся, тебе не будет больно, — гладит его по голове своей ладошкой.

А мы с мужем в прострации, потому что Амаэль закрывает глаза и через короткое время соглашается:

— Хорошо.

Я придерживаю сыну волосы, отмеряя своей рукой длину, а Алекс помогает Айви справиться с ножницами, пока наш страдалец покорно сидит, зажмурившись и не дыша. Мы укорачиваем чёлку и даже успеваем немного придать его причёске форму, отстригая пряди по бокам, пока хватает его терпения.

— Всё! Хватит! — резко начинает сопротивляться, и мы больше не решаемся его мучить.

Айви довольно расправляет его кудрявые пряди со словами:

— Классно же получилось!

— Я выглядел в его возрасте точно также! — довольно заявляет мой муж, а я смотрю на сына и вспоминаю детские фотографии Алекса: действительно, его стригли точно так же, и только теперь мне ясно, почему.