Монография полковника

Я постучала в дверь, но мне никто не ответил. Подозревая, что обитатели коттеджа не из тех людей, которые забредают далеко от своего убежища, я постучала еще раз, на этот раз более настойчиво

Наконец дверь открыла пожилая женщина, на лице которой были написаны все заботы мира. Она подозрительно и оценивающе посмотрела на меня.

– Чего вам надо? – резко спросила она.

– Простите за беспокойство, вы Одетта?

Она кивнула, но не промолвила ни слова.

– Меня зовут Терезина Салло, и я очень бы хотела поговорить с вашим мужем.

Выражение лица Одетты, и без того настороженное, стало откровенно враждебным, и она начала закрывать дверь прямо у меня перед носом. Я шагнула в проем, чтобы не дать ей захлопнуться.

– Пожалуйста, – сказала я. – Мне очень нужна его помощь.

– Он никому не может помочь, – ответила Одетта. – Теперь уже не может.

Я воспользовалась последним шансом, прежде чем эта дверь закрылась бы передо мной навсегда:

– Речь о Валгаасте.

Внутри коттеджа было темно, чего и следовало ожидать, учитывая, что тяжелые ставни были постоянно закрыты. Казалось, свет, проникший в комнату вместе с открывшейся дверью, был нежеланным гостем, который с удовольствием сбежал, как только она закрылась.

Одетта подвела меня к закрытой комнате в задней части коттеджа и замерла перед ней в нерешительности.

– Вы ничего от него не узнаете, – посулила она. – И никто не узнает.

– Мне нужно поговорить с ним, – я продолжала настаивать.

– Говорить вы можете сколько угодно. Только он не ответит.

Я не могла отделаться от ощущения, что она предоставляет мне последний шанс уйти. Даже сейчас я продолжаю раздумывать над тем, как бы все сложилось, если бы я так и сделала.

– Пожалуйста, – сказала я.

Она вздохнула, достала ключ из кармана на поясе и отперла дверь.

Комната за дверью была затхлой и душной. В наполнявшем ее зловонии сочетались смрад безумия и запах еле теплящейся жизни, поддерживаемой непомерно высокой ценой. Мне захотелось убежать без оглядки.

Я оглянулась на Одетту. У нее было выражение лица человека, пытающегося подавить нечто совершенно невыносимое. Я неохотно шагнула внутрь и почувствовала, как от густоты воздуха в моем горле поднимается ком. Старик неподвижно сидел в кресле перед потухшим очагом.

Дневной свет не проникал в эту комнату, и только пара сальных свечей на каминной полке, давала хоть какое-то освещение. Монтегю Родс сидел спиной ко мне, глядя в холодный камин, словно надеясь, что пламя вспыхнет, вырвется наружу и поглотит коттедж вместе с его обитателями. Из дверного проема мне была видна только макушка его лысой головы, морщинистой и покрытой старческой пигментацией.

– Мастер Родс?

Услышав свое имя, он слегка наклонил голову, но не повернулся и не встал со стула. Я знала мужчин и женщин, которые из-за возраста или травм были вынуждены оставить свое призвание и из-за этого быстро впадали в депрессию и апатичное состояние. Но, со слов Гаррета, Монтегю Родс лишь недавно уволился с должности в особняке.

Не мог же он так скоро отчаяться и опустить руки?

Я медленно подошла к его креслу, перед которым стояла низкая табуретка. Обойдя ее, я присела перед ним.

Он поднял голову, и я ахнула, увидев его ужасное истерзанное лицо. Я надеялась поговорить с ним, как архивариус с архивариусом, но теперь поняла, что это совершенно невозможно.

У Монтегю не было глаз. Их вырезали. Плоть вокруг глазниц была изуродована глубокими бороздами рваных ран, прорезанными осколком стекла и, впоследствии, зашитыми грубыми швами. Я поднесла руку ко рту, ужаснувшись тяжести и количеству его ран. Не могу объяснить как, но я абсолютно точно знала – он сделал это сам.

Его тщедушное тело было закутано в шерстяные одеяла, и я заметила, что его узловатые руки были связаны толстыми кожаными ремнями. Когда я увидела, что на его левой руке нет пальцев, а вместо них остались только обрубки, обмотанные грязной повязкой, у меня перехватило дыхание. В моей голове ярко вспыхнул образ того, как он отрезает их тем же окровавленным куском стекла, которым до этого уничтожил свои глаза. На правой руке пальцы были на месте. Переломанные, бесполезные. Как будто он бил ими о сталь до тех пор, пока кости не превратились в мелкое крошево.

– Мастер Родс? – стараясь совладать с пересохшим горлом, повторила я.

Он снова не ответил, но на этот раз повернул голову в мою сторону, словно настороженный норный зверек, внезапно учуявший поблизости хищника. Его сухие потрескавшиеся губы приоткрылись, и он выдохнул. Тихий звук вырвался из его горла, и я наклонилась поближе, чтобы услышать, что он хотел сказать.

Челюсть старика отвисла, и я отшатнулась, увидев рваный влажный разодранный кусок мяса – все, что осталось от языка. Это не было результатом хирургической операции. Его яростно кромсали чем-то зазубренным и недостаточно острым, чтобы обеспечить чистый срез. Весь рот Монтегю изнутри был покрыт незаживающими воспаленными колотыми ранами. Зубы его были переломаны.

– Трон! – воскликнула я, чуть не упав с табурета.

Я повернулась к Одетте.

– Император милостивый, что с ним случилось?