Монохромный человек (СИ)

И не могу сказать, что я на неё затаила, но, знаете ли, осадочек остался.

— Привет. — слегка ледяным голосом поздоровалась я.

Я не очень знала, как себя вести, если честно.

Но уж точно я не собиралась язвить и хамить Лерке. Даже если… Если мы теперь бывшие подруги. Хотя я не верю, что наша дружба может вот так вот… из-за какого неизвестного парня взять и просто закончится. Глупо же, Господи…

В общем, обдумав всё, я решила сперва до конца и достоверно прояснить ситуацию, может быть даже просто поговорить напрямую с глазу на глаз. В крайнем случае можно попытаться устроить им обоим очную ставку и уж тогда в лоб спросить, что они такое вытворяют.

Но, в любом случае версию Мирона я выслушала, и меня радует, что Лерка тоже не замедлила явится с объяснениями.

— Привет. — голос у Логиновой звучит грустновато, тихо.

Что это с ней? Неужели совесть замучила? Знаю, глядя на Лерку можно подумать, что её совесть находиться там же, где и любовь к учебе-в глубокой бездне безразличия. Но, так могут думать лишь те, кто плохо знает Логинову.

— Ника, нам нужно поговорить. — произнесла Логинова и опустила взгляд.

Точно. Чувствует вину. Или… Или собирается сказать мне что-то крайне неприятное. И ощущение этого крепло с каждой секундой.

Лерка оглянулась на Дану. Та сделала шаг вперёд.

— Привет… — пробормотала она. — Слушай, я хотела сначала извиниться за тот случай…

— Когда хотела натравить на нас своих дружков? — не удержавшись спросила я.

— Нет… Ну, в смысле, да… За это тоже… Но… — она вздохнула, и боязливо чуть улыбнулась. — Это… Я… Ну… Это я тогда бросила петарду к вам во двор… И я слышала… Пострадала ваша собака… Я не хотела…

— Да, я понимаю. — кивнула я. — Ты ведь целилась в меня.

— Да… ну, в смысле нет… Но… Да… Да, прости. Прости пожалуйста… — в смятении проговорила Дана.

— Ну, прощать или не прощать, это Ника ещё подумает. — вмешалась Лерка. — Лучше расскажи ей то, что мне поведала.

— А, да… Только… — Дана оглянулась по сторонам. — Нет ли у вас где места по укромнее?

***

Я не ошиблась с предчувствием.

Мы сидели в моей комнате, наверху. И слушали рассказ Даны.

Дана сидела на краю моей кровати. Лерка стояла рядом со мной, сложив руки на груди. Я, опустив взгляд в пол, сидя в кресле возле компьютера слушала.

И с каждым словом Даны в сердце стыла грусть и горький пепел оседал где-то в душе.

— Он познакомился со мной в одном клубе. — рассказывала Дана. — Подкатил весь такой из себя… Он был уверенным в себе, чуточку нахальным и заносчивым… Говорил, смеялся, шутил… И ты знаешь, так хотелось верить ему, слушать его… просто быть с ним…

Я всхлипнула, судорожно вздохнула. Я не могла справиться с услышанным. Принять это… поверить… осознать…

— А потом, — продолжала Дана. — когда… ну…

Она опустила взор. Я увидела, что она уже давно плачет.

Искренне, бессильно и отчаянно.

Поникшая, опустевшая, разбитая… Тихо плачет от ревущей, гадкой боли жесткой обиды, что до сих пор кровоточит растоптанными чувствами и уничтоженными мечтами.

Я смотрела на её слезы, сбегающие по её щекам.

Дана мотала головой, убито глядя вниз, говорила, усиленно глотая свои слезы. Её губы подрагивали, а дрожащий голос понизился до безжизненного шепота.

Её слова были наполненные неподдельным горьким сожалением.

Сожалением от неисправимой ошибки и подлого, мерзкого обмана.

— Я потом… потом случайно узнала. — прошептала Дана, едва слышно. — Что он… Он так развлекается… Это… игра… Для него это такая игра… забава… понимаешь? Поспорил он просто… Как на…

Она зло, через слезы улыбнулась и подняла меня заплаканные глаза.

— Как будто я вещь какая-то… Как… Зачем? Я ведь… Я ведь с ним была… Хотела быть, хотела чтобы мы… а он… А он мне потом сказал… Типа… Вы мне вообще противны… Говорит, что вы… — она громко шмыгнула носом. — Вы все твари, продажные и жадные… Ничего в вас настоящего нет… Только и ищите типа, где выгодно… Типа… Мы…. Мы все знаешь… Какие-то просто шл**и в его глазах… И… И нам вообще больше ничего не надо…

Я встала с кресла, подошла к окну, взглянула туда, на город, на улицы и дороги.

По моим щекам против воли щекоча кожу щек робко скатывались слёзы.

Я невидящим взором смотрела перед собой, и слева в груди, разрасталась втягивающая, тонущая болезненная тяжесть.

Отзвуки слов Даны гипнотически звенели в голове.

Тягостное угнетение холодными цепями опутало душу, обвило и стиснуло сердце, словно не желая, чтобы оно дальше билось.

Сердце стучало тяжело и часто. Словно надеясь разорваться эти цепи открывшейся лжи, вырваться из них и упорхнуть туда, где всё ещё было хорошо. Туда где ложь ещё была не известна… Сердце жаждало жить во лжи. Сладкой и приятной. Оно, как и я не желало знать мерзкой правды. Оно, как и я хотело чувств, эмоций. Хотело гореть и любить, а не тлеть и ненавидеть…

— Эй, Роджеровна… — Лера подошла сзади, осторожно коснулась моего плеча.

Я не оборачивалась. У меня надломились губы и я, закрыв глаза, зарыдала потеряв силы и осознав, что Дана говорит правду.

Спор… Это был просто спор… Спор на меня, как на… как на вещь.

Вот я для него кто… Спор… Господи, спор… Обычный, азартный спор…