Монолиты готики

Лео прошел в ванную, и, опершись о раковину, вгляделся в зеркало. Неправда, что кровососущие члены общества не отражаются в зеркальных поверхностях. Очень даже – ничуть не хуже обычных людей. Вампиры с охотой практикуют нарциссизм и самолюбование, причем способны предаваться этому часами.[2] Строго говоря, представлялось бы весьма непростым делом держать марку, когда проблему составляло даже ежевечернее бритье.

Краулер поскреб щетину. Вгляделся в красные глаза, тряхнул гривой белоснежных волос.

Он не использовал химию, – Лео был необычным вампиром. Альбиносом. Его организм отрицал пигментацию. Внешность, конечно, эффектная, но привлекала немногих. Большинство сторонились. Как люди, так и собратья по Клану. Появившись на свет, крошечный Краулер вызвал множественные пересуды. Мол, «долго не протянет», и «не к добру». У вампиров альбиносы рождались чрезвычайно редко, и как будто бы приносили одни беды.

Как бы там ни было, отсутствие пигментации не компенсировалось чем-либо экстраординарным. Ни умением поднимать мертвецов из могил, ни невосприимчивостью к солнечному свету. Затруднения в общении, конечно, то и дело возникали, но Лео свыкся, – «перестал волноваться и понемногу начал жить».

Старался. Вот уж сотню лет.

Завершив процедуры, Краулер отправился на кухню – помещение огромных масштабов, выложенное черно-белой плиткой и уставленное массой утвари, в поверхностях которой отражалась любая, мало-мальски эффектная внешность.

В холодильнике стоял початый бутыль с фирменной этикеткой – сексапильная вампирша тянет через соломинку содержимое изящного бокала.

Леонард непринужденно приложился к горлышку.

Неряшливый слоган гласил: «Не чувствуйте разницы!». Человек, возможно, не почувствовал бы. Либо ОБРАЩЕННЫЙ третьего дня. Альбинос же, употреблявший кровь всю свою жизнь, все-таки чувствовал. Ему было ничуть не зазорно пробавляться телячьей кровью взамен человечьей – живой, высосанной из раны. Краулер привык питаться неспешно и обстоятельно, к чему, само собой, не располагали трепыхания и крики. Нет резона менять тишину и уют на суматоху улиц – единственно ради того, чтобы утолить Жажду.

Оторвавшись от бутылки, Леонард сунул руку в карман.

Ах да, конверт… Соплеменники не стали бы утруждаться такими формальностями: телефонировали бы, или, на худой конец, набрали SMS. Гербовое послание наверняка подразумевало нечто архиважное. «Неужто сосватали?..»

Вампир отставил бутыль и принялся распечатывать письмо. Руки дрожали.

Внутри обнаружилась карточка жесткого мелованного картона. Надпись – витиеватый New Gothic – лаконично информировала: «Нынче, полночь, Цитадель. Огастус».

Не приглашение, констатация фактов.

Альбинос щелкнул челюстями, едва не прокусив язык. Сообщение произвело эффект террористического акта. Нечто подобное почувствовал бы мелкий клерк, получив приглашение явиться пред очи августейшего Величества.

Едва оправившись от взрыва, несколько мгновений разум Краулера судорожно метался по закоулкам памяти: не напортачил ли чего-нибудь ЭДАКОГО, что повлекло бы гнев самого Магистра?.. Леонард вообще нечасто вызывал чей-либо гнев. Тогда что стряслось?.. Сонливость как рукой сняло.

С чего это Великий Магистр заинтересовался его персоной? Подбирает кандидатуры?.. Альбинос никогда не рискнул бы предположить, что Магистр прочит его на высокое место, но на мгновение узрел себя в роскошной мантии, отдающим распоряжения… согбенным ткачом интриг и заговоров… разгребающим тонны бумаг… объектом беспрестанных покушений…

Нет, ерунда.

Вампир рассеянно ощупывал картон. Цитадель. Нынче. Полночь. То есть – 0 часов, 0 минут.

«Сколько же…»

23:11.

В спешке альбинос чудом не растянулся на полу. Трудно прогнозировать его судьбу, если… Нет-нет, исключено. Огастус терпеть не мог необязательных существ. Последний кретин, имевший дерзость и глупость проявить нерасторопность, отделался переломанными ногами – сравнительно легко.

Краулер ворвался в гардеробную ураганом, без промедления атаковавшим ни в чем не повинные шкафы. Шмотье летело во все стороны. Перед вампирами всегда стоит непростой выбор. Черное, или все-таки черное?..

Лео открывал дверцу за дверцей, словно в надежде обнаружить спасительные надписи «Одень МЕНЯ». Выбор вгонял разум в неуместный ступор. Кляня модельеров, дизайнеров, портных – всех скопом, – альбинос метался по спальне. Нужно оказать на Магистра подобающее впечатление…

Следует отметить, что вампиры помешаны также на стиле. Некоторые люди полагают, что трудно найти более элегантных существ, нежели дети ночи (вампиры идут сразу за единорогами, но конкуренция с выдуманными существами имеет место сугубо абстрактно). Эротизм составлял их природу: фатальный, роковой поцелуй, похищающий жизнь и жизнь же продлевающий. И потом – тонкий, мрачноватый, но безусловно высокохудожественный вкус во всякой материальной ерунде, от моды до архитектуры.