Монолиты готики

По мере приближения Лео казалось, что черный шпиль увеличивает объем и высоту, а на его щербатом лезвии шатко балансирует все мироздание. «Опель» свернул к тротуару и притих. 23:51. Успел. Даже раньше срока.

Впрочем, мешкать не стоило. Вдруг задержит нечто непредвиденное, да еще в самое последнее мгновение?.. Скажем, дверь будет заперта. Строго говоря, она и БЫЛА заперта – почти всегда, – но вдруг, не поторопятся открыть?..

Краулер вылез из салона и, как рачительный собственник, убедился, что сигнализация в действии. Как тысячи раз до этого, внушительный вид Цитадели вынудил почтительно насупиться. Так хмурятся, увидев скользкую, отвратительную рептилию, принадлежащую к чрезвычайно редкому (вымирающему, а значит – ценному) виду. Не то, чтобы Цитадель альбиносу не нравилась – выбирать попросту не из чего. И спрашивать у какого-то Гирудо, по вкусу ли ему штаб-квартира, столь же бессмысленно, сколь любопытствовать, находит ли он привлекательной собственную бабушку. Цитадель такая, какая есть, и ничего тут не поделаешь. Лео не мог сказать, что ему неприятен ее вид – напротив, кое-какие участки казались весьма примечательными архитектурными находками. И все же… Стоять рядом, не говоря о том, чтобы входить ВНУТРЬ, было отчасти и неизменно тревожно.

У многих создавалось ощущение, что Цитадель не являлась цельным сооружением, а склеена при помощи канцелярского клея из разрозненных сегментов, принадлежащих не только различным зданиям, но и различным эпохам. Более того, что она вот-вот развалится на эти самые сегменты, погребя под собой обитателей и ни в чем не повинных прохожих. Разумеется, изнутри Цитадель выглядела вполне цельной, но «внешнее» ощущение не располагало к комфорту.

Краулер принадлежал к числу особ, для которых внешний вид вещи порой значил больше, чем начинка. Вампир считал, что внешне Цитадель представляла собой груду обломков, веками свозимых со всей Европы: высокие стрельчатые окна, башни, поддерживаемые тонкими контрфорсами, аркбутаны, фиалы и обосновавшаяся на крыше колония горгулий, из ртов которых на пешеходов извергались струи дождевой воды. Казалось, эти фрагменты – единственное, что осталось от неизвестных готических монументов. Будто бы некий подрядчик, пропивший все деньги, был вынужден носиться по Старому Свету в поисках развалин, где можно хоть чем-то разжиться (или, не мудрствуя лукаво, «заимствовал» контрфорс либо шпиль у ЦЕЛЫХ строений), а затем спьяну свалил эту груду булыжников на стальные леса. Даже кладка местами разнилась. А некоторые линии и перспективы казались НЕ ВПОЛНЕ готическими, какими им полагалось быть.

Что, в общем-то, не являлось секретом. Цитадель достраивалась и перестраивалась веками, чем занимались различные Магистры, старавшиеся учесть все прихоти своего тонкого вкуса, пока обитель Клана не приплыла, точно здоровенный готический ледокол, – коловший не льдины, а года, – в XXI-е столетие.

Какой ее и обнаружил, морщась от почтения и антипатии, альбинос из древнего валашского рода. Он взошел по истертым ступеням, количество которых составляло мистическую цифру 6, и дернул за черный шнурок. Последний свисал из пасти бронзовой химеры, чем, судя по страдальческой мине изваяния, терзал ее на протяжении не одного столетия. Сам же проем был настолько высок, что в него, не пригибаясь, мог пройти баскетболист на рекордно высоких ходулях (страдающий при этом жутким рахитом).

Взгляд, вопреки осознанным желаниям, упирался в почерневшую от времени поверхность двери. Огромная дубовая плита, покрытая странного вида символами, от длительного разглядывания коих начинала кружиться голова. А также – зарубками и пятнами. Напоминания о тех недобрых временах, когда вампиров еще считали объективной реальностью, а кое-какие одиозные особы считали своим долгом убить столько кровососов, сколько сумеют. Немало членов Клана распрощались с жизнями на этом самом пороге…

Леонард ждал, стараясь сохранять спокойствие. Как и прежде, манипуляция со шнурком не принесла результатов. Во всяком случае, таких, о которых мог бы узнать стоящий по ЭТУ сторону. Ни звона колокольчиков, ни тягучего баса набата, ни полифонической трели. Ни даже сдавленного крика того, чью глотку обвязывал другой конец шнура. Ничего. Эта загадка тревожила многих: как, разрази их гром, внутри узнавали о посетителях?..

Тем не менее, дверь распахнулась. Вернее, приоткрылась – с душераздирающим скрипом. Этот звук напильником прошелся по позвоночнику.

Как и миллион раз до этого, дверь открыл Казиус – бессменный привратник Цитадели. Он заслуживал казни через отсечение головы уже в силу того, что был бесконечно уродлив. Казиус открывал посетителям дверь столько, сколько Лео себя помнил… И его отец. И отец отца. И… впрочем, кто знает?..

Привратник выдал преступно развитый глазомер, каковым обладали лишь представители уникальных профессий: открыл дверь ровно настолько, чтобы Краулер смог протиснуться, не порвав пиджака, и ни миллиметром шире.

Альбинос смерил Казиуса недобрым взглядом и машинально поправил воротник.

– Добрый вечер, Казиус.