Монолог о школе, сексуальном самовоспитании и футболе

В этот раз я не спорила и послушно села, чтобы только он не останавливался больше и говорил.

Он крепко прижал меня к себе и снова замолчал. Потом чуть расслабил объятия и сам как будто обмяк сразу. Мне захотелось пожалеть его, успокоить:

– Ну ты сам же говоришь, что все прошло… Не переживай так! Ну что там было? Может, и не надо говорить?

– Я спал с твоей мамой…

– Спал… Как спал? Когда?

– Как?! – И пауза красноречивее слов. – Ну ты же обещала не сердиться. Ты не сердишься?

– Нет, не сержусь, не сержусь.

Я все еще сидела у него на коленях. Точнее, в этот момент я перестала понимать, где и почему я сижу и что сейчас происходит. Как будто на минуту или больше я потеряла связь с реальностью. А еще как будто все стало черно-белым. И немым. Как старое кино.

Мишка что-то еще говорил и даже, кажется, целовал меня… А может, не целовал… Я только помню – губы его шевелились.

Я поднялась с его колен. И реальность стала постепенно возвращаться вместе с ее красками и звуками. Но она все равно была уже какой-то другой, не прежней.

Доносились обрывки фраз:

– …С тобой ссорились. Я пил… С твоей мамой продолжал общаться… Она зубы говорила чистить… Школу прогулял тогда… Она понимала меня… Мне казалось, я влюбился в нее…

Хотелось заткнуть уши и не слушать этот кошмар и не рисовать страшные картинки в голове… Но я не могла не слушать. А он говорил и говорил:

– Потом письмо это! Я написал, что так нельзя, что больше не приду и еще… Хотел передать… Мама нашла… Моя. Устроила твоей скандал, и нам запретили тогда встречаться…

Он уткнулся лицом в ладони и заплакал так горько, как ребенок. Никогда до этого он не плакал. Никогда. Пронеслись картинки: мы на дне рождения у Алисы, потом идем домой, и мама обиделась на меня… Потом мы с ним в лесу и записки наши…

– Прости, пожалуйста… Не сердись на меня… Это такая ошибка! Все из-за меня…

– Ну не плачь, Миш, – я машинально трепала его волосы на макушке. – Мне сейчас идти надо. Я опаздываю уже. Ты посиди, успокойся. Все уже. Все прошло… Хорошо? Я пойду?

– Мы еще увидимся?! Ты будешь разговаривать со мной? Будешь?!

– Конечно. Ну давай, пока…

И я развернулась и ушла, не оглядываясь. Почти убежала – боялась, что он будет меня звать или останавливать. Но он не стал.

Что было в этот день дальше, как я работала – я не помню. Как будто я была живая и неживая одновременно. Атрофировалось все. Постепенно, уже вечером, вместе с нежеланием верить в этот бред снова стали всплывать в голове обрывки воспоминаний про какое-то письмо, про ссору мам, про запрет общаться и про то, как он несколько раз при встречах намекал на какую-то тайну, о которой я не знаю… Бред какой-то. Может, он сам это придумал? Это его фантазии. Этого просто не могло быть, потому что… Он почему-то хочет обвинить мою маму, оболгать ее. Зачем он так?! Никто не имеет права… Даже он…

Вечером мама встретила меня около дома. Мы, как всегда, пошли прогуляться – она рассказывала что-то веселое. Прямо светилась вся. А потом обняла меня и чмокнула щекотно в шею…

Я прорыдала всю ночь.

Есть жизнь, а есть ночной кошмар. Эта история так и осталась для меня ночным кошмаром. А ночной кошмар может восприниматься как реальность, может запомниться надолго или даже на всю жизнь – но при этом не станет частью реальности. Он всегда будет чем-то отдельным, просто плодом фантазии.

Следовало ли мне признать это все реальностью? Следовало ли допытываться до истины, размахивая шашкой направо и налево, как я любила делать в школе? Возможно, в каких-то ситуациях это делать сто́ит. Но тут… Было, не было – какая разница. Однако это признание Мишки, эта фантазия, эта история – называйте, как хотите, – каким-то образом лишила меня застарелого чувства вины. Ведь когда я была наказана за желание встречаться с ним, я правда считала, что виновата в чем-то, просто не знаю в чем. Иначе пришлось бы признать, что меня наказали без вины, просто так. И теперь, когда Мишка рассказал все это, ко мне вдруг пришло осознание, что не все плохое в этой жизни происходило и происходит по моей вине. Что у происходящего могут быть какие угодно причины, от меня никак не зависящие, и я не всегда причина чьих-то расстройств и неудач. И поэтому не надо брать ответственность за все и всех, не надо пытаться всех понять. Пусть они живут со своими чувствами, проблемами, со всеми их тараканами. А мне бы со своими разобраться. Может, я наконец повзрослела тогда?

Но однажды я все же решила, что надо поговорить на эту тему с мамой. Я хотела просто рассказать ей, что как-то встретила Мишку и он наплел мне какую-то чушь. И по ее реакции понять, правда ли это. Может, это жестоко? Да, только в том случае, если правда. Но я верила маме. И очень хотела, чтобы все это оказалось воспаленной фантазией Мишкиного мозга. И чтобы мы просто посмеялись над ним и над его нереальным бредом.

Зря он мне все это выложил тогда.

Четвертая встреча, которой не было