Монолог Сперматозоида

А на ИХ (т. е. этих самых «наперстников разврата») хоровой возмущенный вопль «Не пущать!» – мы невинно возражали: «Как же-с-с не пущать-то, это ведь Пушкин-с! Это ведь Лермонтов-с!» – и ОНИ на короткое время от нас отвязывались.

У меня есть одно яркое воспоминание, связанное с Пушкиным и его «Евгением Онегиным» (а также с выдающимся советским литературоведом Ю. Лотманом). Листая впервые томик работ Лотмана, я неожиданно наткнулся на анализ «школьного» четверостишия Пушкина из «Евгения Онегина»:

Буклет нашего Театра поэзии

(на рисунке мы изобразили «сердце, выжженное глаголом»!)

Зима! Крестьянин торжествуя,
На дровнях обновляет путь.
Его лошадка, снег почуя,
Плетётся рысью как-нибудь.

Хорошо знакомые с детства строки Пушкина никогда не вызывали у меня никаких вопросов. У Лотмана вызвали. Почему крестьянин «торжествует», а не просто, например, радуется? Почему он «обновляет путь», куда этот путь делся? Почему его лошадь снег «чует», а не видит? Почему она не может нормально идти, почему «плетётся… как-нибудь»? Лотман разъясняет: а) крестьянин торжествует потому, что выпавший снег «утеплил» поля, и озимые посевы не вымерзнут; б) обновляет он путь потому, что глубокий снег полностью занёс просёлочные дороги (это вам не современный город); в) лошадка снег только чует и бежит как попало потому, что от первого белейшего деревенского снега она временно слепнет, и ей на глаза надевают кожаные шоры. И всё это означает, что Пушкин – не только великий мастер языка, рифмы, образа и т. Д., но что в его поэзии нет ни одного СЛУЧАЙНОГО слова. Вот что такое, братцы, настоящий гений!

Кстати, «тогдашний» император Николай Первый явно благоволил к Пушкину, прощал ему оскорбительные эпиграммы, простил периодические контакты с декабристами, грубо выдворил из России не только Жоржа Дантеса – убийцу Пушкина, но и его «условного папу» – посла Геккерна, рискуя испортить отношения с Голландией, лично посетил (!) Наталью Николаевну, оставшуюся вдовой с 4-мя детьми (младшему тогда было лишь 8 месяцев!) и назначил ей достойный пенсион, покрыл из царской казны чудовищные денежные долги поэта – неудачливого издателя журнала «Современник» и страстного (и невезучего!) игрока в карты (на момент смерти Пушкин был должен порядка 120 тысяч царских рублей, что по сегодняшнему курсу эквивалентно примерно 60 миллионам российских рублей или одному миллиону долларов!) и даже профинансировал из той же казны первое полное собрание сочинений А. С. Пушкина.

А вот Лермонтова царь не любил, в имевшем большой успех «Герое нашего времени» царь увидел лишь «жалкое дарование» и «извращённый ум» автора, а «На смерть поэта» привели его в крайнее раздражение, и Лермонтов был разжалован и сослан на Кавказ (как выразился Николай I, чтобы «прочистить себе голову»). И также, царь не был суров к убийце Лермонтова: Н. Мартынов, который ненавидел Лермонтова и завидовал ему, который хладнокровно застрелил с 15 сажень отказавшегося стрелять Лермонтова («Не буду я в этого дурака стрелять!» – в последний раз нахамил Лермонтов Мартынову), а затем бросил его, уже мертвого, под проливным дождем, трусливо сбежав с места дуэли, – сперва был приговорен за дуэль к разжалованию и заключению в крепость, затем сразу же заключение отменили и заменили… трехмесячной гаупвахтой. Вот почему так? – Некоторые «злые пушкиноведческие языки» транслируют версию, что ухажером No. 1 Натальи Гончаровой-Пушкиной был вовсе не Дантес, а сам царь Николай… Ну да, танцевал царь пару раз кадриль с Н. Н. на балах… Ну, не знаю…