мономиф

А прежний (родной) мир утерян нами безвозвратно. Мы можем сколько угодно мечтать вернуть юность или детство (или даже бессознательно желать вернуться в утробу матери), но нам не дано возвратиться на свою Родину; мы — вечные изгнанники. Мы привыкаем к новому миру, чтобы тут же его потерять. Потому что мир (как учит Хайдеггер) — не совокупность наличных вещей, независимых от человека. Мир есть условие допущения сущему встретиться бытийным способом имения-дела. Именно понимание взаимосвязей всей целостности бытийных отношений и делает возможным такую встречность внутримирового сущего. Можно сказать, что мир обусловлен нашим пониманием отношений между переживаемыми феноменами. И этот мир рушится с каждым возрастным кризисом. Мы покидаем гибнущие миры ради новых, а мифология и психоанализ учат нас — смотреть вперед и не жалеть о былом.

МАРКСИЗМ: ВРЕМЯ СНОВИДЕНИЙ

Внутренние противоречия марксистского восприятия времени и их отражение в текстах Андрея Платонова. Мифы сотворения и конца света. Современная эсхатология

Прочитано 17 и 24 мая 2004 года в Санкт-Петербургском гуманитарном институте (Институте психологии и сексологии)

Вечный Жид

С распадом идеологической машины КПСС неминуемо должны были выплеснуться все зажатые аффекты, должны были высказаться все мысли о злобных коммунистах и обманутых массах, о демонических вождях и одурманенном народе. Но сегодня, наконец, можно попытаться вновь воссоздать картину смутного времени первых лет советской власти — уже не как обвинительное заключение, но как относительно беспристрастный исторический обзор²¹⁸. Памятником, запечатлевшим «настроение эпохи», я выбрал прозу Андрея Платонова. Многие художественные произведения тех лет отразили это неприкаянное время в своих смысловых сюжетах. Но практически все новые сюжеты описывались старыми средствами, обычным языком (то есть дореволюционным; но одновременно — и привычным нам). А у Платонова «свидетельствует» не только общий смысл текстов, но и их составные единицы; сам язык его произведений является «говорящим». Путеводной нитью нашего исследования будут «Котлован» и «Чевенгур» — самые пронзительные и трагические произведения, описывающее Россию эпохи великих социальных потрясений.

В этих текстах мы видим поразительный, поистине устрашающий энтузиазм пролетариата, готовность во имя общего дела отвергнуть все житейские блага и пожертвовать жизнью — и своей, и чужой. И это — на фоне безысходного смирения крестьян перед неизбежной судьбой, по сути — перед самой смертью. Таким образом, мы не можем говорить о «героическом времени» России, о пассионарном толчке, разбудившем россиян. Одержимость пролетариата была обусловлена именно идеей, овладевшей массами — то есть марксизмом²¹⁹. Разумеется, воодушевление идеей требует определенного уровня пассионарности. Но если в фазе подъема идея объединяет этнос, то в фазе надлома она разделяет народ, делая носителей противостоящих идеологий непримиримыми врагами. Обычно объединяющая идея осуществляется в войне-экспансии, а разделяющая — в гражданской войне. Марксизм расколол Россию, и страшная братоубийственная война стала прямым следствием этого раскола. И если бы войной (или даже красным террором) все закончилось! Репрессии и поиски «врагов» продолжались все семьдесят лет коммунистического беспредела. Коллективизация (истребление крестьянства) кажется прямым ответом на вопрос Фрейда из работы «Недовольство культурой»: «что предпримут Советы, когда истребят всех буржуев?» Причем коммунисты дали ответ на год раньше (1929), чем Фрейд задал свой вопрос (1930).

Маркс, несомненно, создал великолепную экономическую концепцию. Но сложная научная идея в принципе не способна овладеть массами. Для этого нужна идеологическая форма, построенная на основе исходной научной теории путем ее упрощения и вульгаризации. Упрощение (популяризация) теории порождает иллюзию ее понимания. Кроме того, упрощение выполняет и еще одну, не менее важную задачу — идея, первоначально изложенная как гипотеза, достигнув массы, превращается в единственно верную, все объясняющую истину. И горе всему тому, что не согласуется с ней.