Монстр

– Идем со мной! – выпалил мужчина, вскочив с места за прилавком, обошел его и открыл перед нами старую деревянную дверь.

Внутри пахло солеными огурцами, сушеным мясом и табачным дымом. Я пошел за владельцем, а Трой следом. Пройдя по узкому пыльному коридору, мы оказались возле очередной двери. Мужчина открыл ее.

Василий сидел за столом в окружении троих приближенных. У него был вид похожего на лиса злодея из комиксов, который он подчеркивал хорошими костюмами и дурными манерами. Но даже гребаное вечернее платье не смогло бы отвлечь внимание от его лица, на котором красовались шрамы от порезов. Мои инициалы – С.О.Б. – были вырезаны у него на лбу кривыми белыми линиями.

Телохранители, стоявшие по двое с каждой стороны, напряглись. Все, как один – огромные качки, не обремененные интеллектом. Мужчина средних лет с седыми волосами и светло-голубыми глазами посмотрел на меня, положил сигару на край пепельницы и выпустил дым в потолок.

– Бреннан. Ты жив.

– А ты удивлен. – Я слегка сдвинул Машу на плече.

Я держал ее на здоровом плече, а не на том, в которое они всадили пулю, но все равно был не в форме. Обычно нести такую миниатюрную женщину, как Маша, было не тяжелее, чем носить шарф на шее.

– Вижу, и папашу с собой привел. – Василий перевел взгляд с меня на стоящего рядом Троя.

– Нам показалось, что так будет справедливее, – сухо ответил Трой. – Учитывая, что тебя окружает целая армия. Отвык выполнять грязную работу, Василий?

– И это заметно. Две пули – и ни одна не попала мне в сердце, – я цокнул, качая головой. – Мой маленький племянник и то лучше целится, когда его приучают к горшку.

Маша начала извиваться в моих руках в ответ на слова и голос отца. Я дал ей немного наркотиков, – ровно столько, чтобы она помалкивала и не сопротивлялась, – и знал, что теперь эти животные задавались вопросом, не воспользовался ли я возможностью сунуть в нее член. А может, даже «осчастливил» ее своим ублюдком, чтобы Братва больше никогда не могла на меня покуситься.

– Чего ты хочешь? – воскликнул Василий, вскакивая с кожаного кресла. – Очевидно, ты пришел за расплатой, так выкладывай. И нет, моя дочь не может быть частью этой сделки. Она невинна. Мы следуем кодексу чести, – прорычал он.

– Это ты ему следуешь, – поправил я. – А у меня нет моральных принципов, и мне на все плевать. Так что будет либо по-моему, либо никак. А притом, что ты чуть не отправил меня в могилу, лучше соглашайся с моими условиями безо всяких обсуждений и переговоров.

– Говори! – процедил Василий, ударив ладонью по столу. – И бога ради, опусти ее наконец!

– Я верну тебе Бруклайн, но ты каждый месяц будешь платить мне за защиту. Процент со всего твоего бизнеса, – невозмутимо сказал я.

Василий прищурился.

– За защиту от чего? Мы Братва! Мы сами себя защищаем.

– Слушай, я не говорил, что буду придерживаться логики. – Я пожал плечами, и Маша застонала, всхлипывая через кляп. – Но в данный момент мои солдаты расставлены по всей твоей территории. Я зарабатываю столько, сколько ты не зарабатывал никогда. Если хочешь, чтобы я отступил, придется постараться и не оставить меня в обиде.

Василий погладил подбородок, обдумывая мое предложение. Его люди уже были готовы к бою – я понял это по тому, как напряглись их мышцы под рубашками.

– Ты прикасался к ней? – спросил он с отчетливым русским акцентом, который подчеркивал тревогу в голосе.

– Нет, – честно ответил я. – Для меня обязательное условие, чтобы женщина была расположена и находилась в сознании.

А еще я предпочитал, чтобы это была одна-единственная женщина – Эшлинг. Я до сих пор не мог поверить, что она заставила меня это сделать. Отказаться от стратегически важной части Бостона. Любовь – та еще дрянь, но придется терпеть, чтобы удержать Никс.

– Опусти ее, – повторил Василий дрожащим голосом. За все время, что я знал Василия Михайлова, его голос ни разу не дрогнул. Он испугался.

– Соглашайся, – процедил я.

Он опустил голову и был так близок к поражению, что его отчаяние можно было почувствовать в воздухе.

– Каков размер откупных?

– Восемь процентов от чистой прибыли со всего твоего бизнеса.

– Шесть, – отрезал он и записал что-то на лежащем на столе клочке бумаги, уже начав производить расчеты.

– Восемь. Любовь бесценна, Михайлов, – напомнил я.

Он поднял взгляд.

– Ладно. А теперь опусти ее.

Я поставил Машу на пол. Она пошатнулась, высматривая отца среди скрытых тенями фигур. Василий бросился к ней, присел на корточки и достал нож из итальянских ботинок. Он начал резать веревку, которой она была связана, нашептывая ей нежности на русском, а его лицо исказилось от нахлынувших эмоций.

Трой опустил руку мне на плечо.

– Нам пора, сынок.

– Хорошо, папа.

Я в первый раз назвал его папой, но точно знал, что не в последний.

Развернулся и пошел за ним, чувствуя, что он улыбается, пусть и не видел его лица.

Впервые в жизни я испытал чуждое мне, но захватывающее чувство.

Я почувствовал себя частью семьи.

Эпилог

Эшлинг

– Только знай: я никогда тебя не прощу. – Мама подхватила сумку Hermes с пола часовни и зашагала на улицу, вызывающе стуча каблуками.