Монстр с нежным сердцем (СИ)

Замок, возникший из ниоткуда, когда Гарри взял его за руку, привел Зейна в какой-то священный трепет, ведь он помнил, как Гарри пообещал, что они будут жить в этом дворце вместе… Входя на замковый двор, Зейн ощущал престранное чувство, совершенно незнакомое ему, и пока они шли по коридорам к директорскому кабинету, Зейн хорошенько покопался в себе и понял, что за чувство его одолевает — он пришел домой.

Это чувство он тщательно обихаживал, холил и лелеял всё то время, пока Гарри и директор Блэк вели свои мудрые речи, в которые он вслушивался лишь поначалу. А потом, вставив реплику насчет колпака, Зейн оставил разговор взрослым и отвлекся на свои личные переживания. А они были очень свежими и приятными, такими необычными, невероятными настолько, что хотелось упиваться ими бесконечно. И Зейн наслаждался ими в полную силу: дышал цветочными ароматами, отдыхал взором на сочных красках удивительных растений, которыми была заполнена вся эта круглая большая комната, слушал мерно гудящие голоса родного Гарри и милого доброго директора, согревался теплом от камина и всё глубже погружался в умиротворяющую нирвану. И в конце концов полностью разомлел, пригрелся и умиротворился настолько, что заснул сном младенца здесь же, в кресле.

И видел сны. Те странные картинки, которые почему-то не запомнились, но Гарри объяснил ему, что настоящие сны этим и обыкновенны — они не запоминаются и иногда не поддаются пониманию. Ещё Гарри рассказал, что сны бывают быстрые и медленные, но Зейну это было непонятно и он ничего не запомнил.

Зато понятна была кровать, в которую он долго не мог поверить и даже боялся в неё ложиться. Перина и матрас пугали, так и казалось, что он утонет в них, но наконец Зейн справился со своими страхами и уселся на мягчайшую перину, для храбрости обняв подушку. Он не знал, что делать, но рядом был Гарри, ставший родным человечек, именно Гарри помог ему со всем справиться: переодел в пижаму и уложил, при этом заботливо подоткнул одеяло, подарив Зейну ещё одно чувство. И это чувство оказалось самым дорогим, самым драгоценным из всех, что он испытал в последнее время — чувство защищенности и близости. Гарри стал не просто родным, он стал для Зейна отцом.

Ему, двухлетнему, это было в порядке вещей, даже жизненно необходимо. Ему нужен был якорь, и им стал Гарри. Как отец, Гарри не осуждал его за плохие поступки, объяснял ошибки, помогал в сложных делах, и самое главное, он впустил Зейна в свое сердце, выделил в нём укромное местечко, пригрел, дал любовь и имя. Он стал настоящим родителем…

И сердце Зейна, заледеневшее было от предательства Виктора Франкенштейна, ожесточившееся от дурного отношения сторонних людей, оттаяло, смягчилось и раскрылось навстречу сердцу Гарри.

Всё это пригодилось для того, чтобы с новыми силами и оптимизмом сделать первые шаги по замку на следующее утро после первого сна в настоящей постели. Ведь замок оказался школой, а в школе были дети. А дети внушали Зейну страх своими хрупкостью и непредсказуемостью. Слишком ярки ещё были воспоминания об Уильяме Франкенштейне, ещё помнилось его маленькое легонькое тельце, так страшно обмякшее в его руках, когда остановилось испуганное сердечко. Смерть Уильяма навеки повисла тяжким грузом на душе Зейна, эта ноша не покинет его, что бы там ни говорил Гарри. Эту ошибку не исправить никогда. Теперь он должен жить за этого мальчика, чью жизнь так неосторожно и нечаянно отнял. Жить за Уильяма Франкенштейна, жить и помнить его всегда…

Дети Хогвартса. Господи, как же их много! И все такие разные: маленькие, большие, толстые, худые… И никого из них не пугает внезапно появившийся великан, напротив, они интересуются им, тянутся к нему, окружают этакой цыплячьей стайкой, смотрят веселыми любопытными глазами и галдят на разные голоса.

— Ой, мистер, ты откуда?

— Дядя, а покатай на плечах?

— Ой, круто! Дядя, правда, покатай!

— Меня первым!

— Эй, ты куда?! Я — первый!

Двое первоклашек, раззадорившись, сцепились в страстной драке, чем привели Зейна в полное смятение — пацаны дерутся за право покататься на его плечах. Не решаясь к ним прикоснуться, Зейн осторожно кашлянул. Мальчишки отскочили друг от друга и растрепанными скворчатами уставились на гиганта. Тот протянул им руки — места на его плечах хватит обоим.

В итоге — восторженная любовь всех детей. Детская любовь и непосредственность, их наивная бесхитростность покорили душу одинокого великана, и, пообщавшись с ребятами, Зейн оттаял полностью. И раскрылся ответно, как папочке Гарри, доверил детям всего себя, начав проявлять живейший интерес ко всем ребячьим делам. А где общие интересы, там отношения и дружба. Дети это знают, как знают правду и ложь. На то они и дети, маленькие носители истины в мире взрослых. И будучи рыцарями от природы, терпеливо и нежно посвящали Зейна во всё, что его интересовало. Без издевок и насмешек.