Монстр с нежным сердцем (СИ)

— Я уже понял, папа, мы волшебники, и это наше призвание: дарить детям волшебство. Я всё осознал и больше не буду ошибаться… Пап, можно мне с тобой к Барри Винклю? — тихо попросился он.

— Можно, — благодарно отозвался Соломон.

Если честно, Гарри маленько трусил. Щекотал его страх при мысли о том, что он скоро увидит живую легенду Шотландии, самого Вилли Винки, песни про которого вот полтысячи лет поют мамы своим детишкам. Он и подумать не мог, что маги могут прожить такую прорву веков, при этом вовсе не прибегая к помощи каких-то вспомогательных средств. К счастью, Соломон наконец-то донес до его ума, что такое волшебники и для каких целей они рождаются. Волшебники. Как раз то, ради чего пишутся сказки, чтобы рассказывать их малышам перед сном, завоевывая их сердечки чудесами, льющимися со страниц книжки, всеми этими драконами, рыцарями с принцессами, феями и добрыми волшебниками с магическими посохами или палочками…

Барри жил в Бристоле, на тихой окраинной улочке. Старые постройки тянулись вдоль разбитой мостовой, устало опираясь на низенькие каменные заборы, практически склоняясь к ним своими покатыми крышами. Колотая черепица поросла дерном, из-за чего улица казалась совершенно зеленой вкупе с обросшими вьюнками и плющом стенами и изгородями.

Гарри и Соломон появились в конце старого квартала и сразу направились к дому, ничем не отличному от прочих. В их сторону бдительно и строго повернулся флюгер, воткнутый во фронтон ворот ограды. Повернулся сам собой, без влияния ветра, и Гарри, вздрогнув, несмело замер под испытующим взглядом медного петуха. Точнее, под прицелом стрелы, которой петух нацелился в пришельцев. На стройном петушке был костюмчик Робин Гуда и такая же лесная шапочка, лихо сдвинутая на один глаз, в крыльях петушок сжимал лук с натянутой стрелой. Весьма выразительный привратник. Соломон, тихо фыркнув, поприветствовал стража ворот:

— Здравствуй, Тим, не сожри нас…

Тим окинул гостей придирчивым взглядом, поколебался и опустил лук, приглашающе кивнув, проходите, мол. Соломон взял Гарри за плечо и провел в ворота, распахнувшиеся перед ними. Гарри, проходя под фронтоном, опасливо поглядывал вверх, на грозного привратника, молча следящего за ними. Видя напряженное состояние сына, Соломон придержал его и негромко проговорил на ухо:

— Неизвестно, как Винкль достиг такого возраста. О нём ходит столько абсурдных версий и предположений, некоторые вообще додумались до того, что, вероятно, Винкль обладает собственным философским камнем, создал крестраж или каким-то другим волшебным образом предотвратил старение. Ерунда какая, — Соломон поморщился. — Поверь, всё это не более чем досужие домыслы. У Барри просто очень хорошее здоровье, у него всегда отличное самочувствие, солнечное настроение и вечный оптимизм, и он совершенно естественным путем дожил до столь запредельных лет. Поверь мне, Гарри, и не удивляйся тому, что он совсем не выглядит стариком.

— Я бы решил, что вы заговоры строите, шепчась на моем крыльце, если б не знал одного из вас, — раздался сбоку ворчливый голос. Соломон замолчал и с улыбкой выпрямился, поворачиваясь к владельцу дома. Гарри робко выглянул из-за отцовского плеча. В проеме двери стоял полноватый мужчина с копной пшеничных кудрей и яркими васильковыми глазами, в которых плясали развеселые чертенята. Вблизи, однако, были видны морщинки у глаз и седые пряди в соломенно-желтых волосах. Годы поставили печать даже на нём, на неунывающем Барри Винкле. Руку Гарри он пожал с приветливым радушием, с веселым любопытством заглядывая в глаза. Пригласил в гостиную и кивнул, садясь в кресло:

— Рад за тебя, Соломон. Рад, что ты нашел в себе силы перебороть свою боль и дать жизнь ещё одному мальчику.

Гарри смутился, поняв, что Винкль принимает его за родного ребёнка друида, но, к его удивлению, Соломон не стал ничего отрицать.

— Благодарю тебя, Барри. Сам как?

— А неплохо, знаешь ли, — Барри с удовольствием вытянулся в кресле, сложив руки на плотном пузе. — Тишь, благодать, никто не лезет с нравоучениями. Но порой становится как-то слишком тихо…

— Так, может, вернешься? — с надеждой встрепенулся Соломон.

— Зачем? — с веселым недоверием воскликнул Барри. — Мне и тут не пыльно. Да и не хочу я выслушивать бредни Уилкинса.

— А он умер, — осторожно сообщил Соломон. — Скончался с полсотни лет тому назад.

— Вот-те раз… — растерянно сдулся Барри, садясь прямее. — С чего это он вдруг?

— Да вот… Знаешь, — принялся рассуждать Соломон. — Если уж кто говорит о ком-то гадости, то не следует ли понимать это как то, что сам он гаденький душой? Короче, не только язык у него поганым был, но и сам с гнильцой оказался. Нечист на руку и совесть: воровство, поджоги, денежные махинации с магглами… В общем, до Азкабана докатился Уилкинс. А дементоры, сам знаешь, к преступникам особое пристрастие имеют — усосали насмерть, так понравилась им его темная протухшая душонка. Брайан самолично смерть Стебса Уилкинса констатировал.