Монстр (СИ)

— Я не знаю, — мой голос дрогнул то ли от сдерживаемых слез, то ли от злости и обиды. — Но я уверена, что такое решение нельзя принимать второпях. Надо подумать, надо придумать что-то. Должен быть способ. Я не верю, что его нет. Мы вообще не можем быть уверены, что все это правда…

— Это правда, Нелл, — мягко возразил он. — Все что говорил Берт… Об удовольствии от убийства — я это все уже познал. Когда убил Рантор, когда убил ту тварь в коридоре. И каори. — Он вздохнул, прикрывая глаза и сжимая кулаки. — Это было по-настоящему приятно. Приятнее, чем что-либо. Эти убийства на какое-то время приглушали злость. Ее я чувствую постоянно. Она примешивается ко всем моим чувствам и эмоциям, и сдерживать ее с каждым разом все сложнее. Даже когда я впервые держал сына на руках, я злился. Даже когда… был с тобой. Все равно злился. Поначалу я думал, что злость — это реакция на лабораторию, потом на эту комнату и разлуку с Линой, потом на вынужденную работу с вами… Я ждал, что со временем все успокоится и изменится, но теперь понимаю, что этого не будет. Эта злость — не моя. Она его. Я думал, что главная моя проблема в том, что я не могу отделить себя от Маркуса Фроста. Но оказалось, что этот, второй, еще хуже. И моя проблема в том, что я не могу отделить себя от него.

Он замолчал, слез с табурета и вытащил из ящика кухонного стола папку. Нашел в ней распечатку и положил передо мной. Я не хотела смотреть, не хотела читать, но взгляд против моей воли зацепился за… мою фотографию. Только на ней я выглядела немного старше. А рядом была другая фотография, которую я уже видела раньше: тело, накрытое простыней, перепачканной в крови. Заголовок статьи гласил: «Последняя жертва Зверя».

— Мы поженились? — удивленно выдохнула я, пробегая глазами по тексту статьи.

— Да, и ты родила мне двоих детей.

Маркус снова сел напротив меня, бросая папку на стойку рядом с нами.

— Знаешь, я сказал Антуану, что не хочу становиться монстром и убивать всех этих людей, но я солгал. Честно говоря, мне плевать на всех этих людей. Кроме моей последней жертвы.

Я подняла на него удивленный взгляд. Он криво улыбнулся.

— Не знаю, может быть, это твой Фрост во мне говорит, но я не хочу однажды причинить тебе вред. Как не хочу, чтобы от моей злости однажды пострадал мой сын. Я ничего не выбирал в своей жизни. Не просил меня создавать. Не хотел быть ни подопытной крысой, ни оружием в чьих-то руках. Я даже не хотел оставаться работать в Корпусе, пытаясь заменить вам прежнего Фроста. Ты лучше меня знаешь, что это был выбор без вариантов. Но если мне дано хоть что-то в этой жизни решить за себя, если я могу хоть что-то выбрать, я выбираю не быть Зверем. Я хочу уйти сейчас, пока я — это я. Пока я могу себя контролировать. Пока я могу любить сильнее, чем злиться и ненавидеть. Я хочу, чтобы ты запомнила меня таким, — он сделал неопределенный жест, имея в виду наш ужин. — И может быть, тогда ты сможешь вспоминать меня с теми же теплыми чувствами, что и его.

Я знала, что должна возразить. Найти слова, найти аргументы. Убедить его подождать. Но горло перехватывало, а в голову не лезло ни одной дельной мысли.

Я понимала его желание. Он имел право на это решение, а я не могла предложить ему адекватной альтернативы. Мы потратили много сил, пытаясь подавить хамелеона, и остановились тогда, когда исчерпали варианты.

— А как же Коннор? — спросила я единственное, что могло его удержать. — У него ведь никого не останется, если ты умрешь.

Маркус несколько томительно долгих секунд смотрел мне в глаза, прежде чем признаться:

— Вообще-то я надеялся, что у него останешься ты. Что ты о нем позаботишься. Потому что… генетически он и твой ребенок тоже.

Я поняла, что Маркус уже обо всем подумал и все решил. Единственное, что могло его переубедить, — это конкретное предложение, понятный план, но у меня не было ни того, ни другого.

— Дай мне хотя бы неделю, — в отчаянии попросила я.

— Неужели через неделю это станет проще для тебя?

Я покачала головой.

— Дай мне неделю подумать.

— Вам не хватило двух месяцев. Одна неделя ничего не изменит, Нелл. А я уже жил в ожидании смерти, мне не понравилось. Я боюсь передумать, понимаешь? И начать умолять о снисхождении. Все снова запутается. Иногда просто нет другого выхода. Нет волшебной кнопки. И нет чудесного спасения. Пожалуйста, давай не будем мучить друг друга. Я ведь тоже не железный.

Я медленно кивнула, понимая, что и в этом он прав. Хотела попросить разрешения остаться с ним до утра, но поняла, что это и будет то самое взаимное мучение. Он сделал красивый жест. Подарил мне воспоминание, которого мне не хватало, но дальше тянуть нет смысла. Перед смертью, говорят, нельзя надышаться. Как нельзя надышаться человеком, которого теряешь. Но с ним я хотя бы могла попрощаться. И сказать ему все самое важное.

Я слезла с табурета, обошла стойку и подошла к Маркусу. Он повернулся ко мне, тоже опуская ноги на пол.

— Я позабочусь о Конноре, обещаю, — сказала я, сжав его руку. — И обязательно расскажу ему однажды, каким прекрасным человеком был его отец.