Читаем Монстры полностью

Такая, знаете ли, усталость. Ну, прямо такая усталость! Ну, просто за что ни возьмусь – руки от усталости не подымаются. И хорошо бы это просто моя собственная усталость. А то ведь во всем вокруг чуется подобное. Вот смотришь, стихи пишут, тихие, приятные и даже идеологизируют это. Вот – говорят – пришло время лирики, чистого и незамутненного личного голоса. А оно как бы легче всего по-старому – в виде приятного лирического говорения выходит. Это вот и есть будущее. Ребята, признайтесь, устали. Вот и жесты минималистско-сохраняющие. Конечно, конечно, после всякой жесткости хочется мягкости, но ведь не в старой же карете. Ведь новая мягкость – она же от старой мягкости отстоит намного дальше от ближней жесткости, которой она вроде бы впрямую противостоит. Это как у Платонова горбун радуется, что все парни на войну уйдут, а бабы ему достанутся. Не достанутся.

                 Несчастную злодейку Турандот                 Хотят заставить замуж пожениться                 Насильно                 Она ж как кошка белая над сценою кружится                 Но он идет! он близится, идет!                 Тот, кто ее за крылья схватит                 На землю сбросит, ноги вырвет                 Ее от отвращенья вырвет                 Прямо на праздничное платье                 Подвенечное                 Прямо на сцену                 Я вижу странную картину                 Исполненную смысла тайного                 Как маленького Буратину                 Под сенью дерева платанового                 Два зверя дикие и мудрые                 Чему-то тихо наставляют                 Потом уходят, оставляют                 Он вскрикивает: Еим! Удрые!                 Я просветлен                 Рисую милую зверюшку                 Покрытую сплошною рюшкой                 Безумных складок облегающих                 Как скальпель тело прорезающих                 До самой черноты                 В глубинах                 Одну из них приподнимаю                 И вижу там подобно раю                 Нечто                 И Бог сидит простой и сладкий                 Так что ж это – под каждой складкой                 Такое?                 Вот мусульманин нижет четки                 Листая образы молитв                 И перед ним предельно четки                 Встают поля небесных битв                 А рядом с ними столь же четки                 Встают поля христьянских битв                 Небесных                 Хоть христьянин не нижет четки                 Однако же святых молитв                 Страницы                 Листает языком                 Не менее усердно                 Сидит, кружавчатые трусики                 Белеют ясные притихшие                 Оттуда черненькие усики                 Однако же премного хищные                 Высовываются                 Ты только бросишься бежать                 От них, они же тебя – хвать!                 И назад волочат                 К месту происшествия                 Девочка за ручку водит                 Девочку, что и приводит                 В результате к лесбиянству                 Что, по сути, лучше вроде                 Чем наркотики и пьянство                 Но на деле же выходит                 Что все это очень даже и взаимосвязано                 Хотя, в общем-то, все со всем взаимосвязано                 Так что ничего —                 Водите, водите друг друга за ручку                 Вот за девушкой пустился                 Ухаживать, взмахнул рукой                 В раже-то                 А тут ребеночек чужой                 Ему случайно подвернулся                 К несчастию                 Лежит несчастный, не шевелится                 Да ничего, они поженятся                 Родят взамен                 Своего                 Не хуже                 Я шел вдоль кладбища по речке                 Смотрю – развалена ограда                 Оттуда легкий запах смрада                 Подтягивает – в недалечке                 На холмике свежеусопших                 Двое                 Сидят и тлеют и не ропщут                 Я поспешил дальше
Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия