Читаем Монстры полностью

Много всего, обступающего нас, чувствуемого, осязаемого, даже какой-то несознательной частью ума и понимаемое, но все-таки не понимаемое в той полноте, какая позволяет все это выразить словами. Иногда именуют это мистическими интуициями. Ну что же, может быть. Хотя задача позиции вовсе не в апеллировании к некоему высшему и некультурному опыту. Но то, что попадает в ареал культурного обихода может быть помянутым и отмеченным как не имеющим реального и точного разрешения в пределах культуры.

                 Я вижу, в церковь под крестом                 Процессья медленная входит                 И через два часа выходит                 Все та же самая, при том                 С каким-то явным прибавленьем                 Дай пригляжусь – но к сожаленью                 Трудно разглядеть                 Видно, что прибавилось, а что прибавилось? —                                                  разглядеть со стороны трудно                 Я вижу в церкви мертвеца                 С прохладной крепостью лица                 Над ним поют, и он внимает                 И медленно так вынимает                 Из себя                 Что-то последнее, одно                 Но неимоверно тяжелое                 Дай, пригляжусь поближе, но                 Нет                 Не разглядеть                 Ребенка в церкви обнажают                 И в чан глубокий погружают                 И вынимают, он молчит                 И смотрит, строгий не по летам                 Словно большими эполетами                 Огромными                 Непомерными                 Невидимыми он покрыт                 А никто и не видит                 И беспечно смеются                 А он заплакал                 Фундамент церкови вскрывают                 Лопатами                 И склеп старинный открывают                 Пустой                 Предельно тихо, осторожно                 Как ослепленные в него                 Вступают и глядят восторженно                 Вокруг                 Смотри! – смотрю и ничего                 Не вижу                 Я помню, в детстве с другом Колькой                 Среди ребяческих утех                 Заброшенную колокольню                 Полуразрушенную                 Нашли мы и на самый верх                 Как на безумную свечу                 Взобрались и ликуем буйствуя                 Чувствами                 И вдруг я падаю, лечу                 И разбиваюсь, и не чувствую                 Ну, ничего не чувствую                 Колька-то помер                 А я ничего не чувствую                 Я помню, в детстве меня няня                 Вдоль долгих монастырских стен                 В Звенигороде                 Несет, и что-то обоняю                 Неявное, а вместе с тем                 Как будто ничего и нет                 Она же шепчет мне: Мой свет                 Понюхай!                 Какие дивные вони! —                 А я уже и сплю – младенец ведь<p>Членения</p>1997Предуведомление

Членения у нас банальные, обычные. Да и цены, даваемые за них, также обычны. Все обычно. А вы сами, например, как расчленили бы, а? Да и за какую цену спустили бы, или сами приобрели? Неужели за другую? Ну, тогда не знаю, не знаю! Может быть. Да собственно, конкретность членения и точность цены, конечно же ничего не имеют общего с прямой и нередуцированной истиной. А с ней имеет связь сама процедура. Вот о ней и речь.

* * *

Когда отрубают палец и выносят на базар, то его можно отдать и за одно, удачно сказанное словцо

* * *

Два пальца, три или четыре соответственно идут за складные и достаточно развернутые выражения, сказанные к тому же в нужный момент и подходящих обстоятельствах

* * *

При расчленении левая и правая руки будут различать, как им более близкие, даваемые за них в праздничные дни яркие убедительные речи с коммунистической или фашистской окраской, соответственно

* * *

Сложность оперирования с внутренностями искупается соответствующей же сложностью метафорического и сюрреалистического уклона с преимущественными зрительными, блестящими и скользкими образами, вроде кинематографии раннего Бунюэля

* * *

Ноги обычно, для простоты оперирования, расчленяют на две части – от бедра до колена и от колена до стопы, стопы идут отдельно. В сумме все это может вполне отдано за адекватный большой и чистый текст, типа Толстого или Тургенева, а в розницу – за короткие и энергичные стихи пушкинского типа, вроде: Я помню чудное мгновение

* * *
Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия