Читаем Монстры полностью

животное с ампутированными задними ногами, кого-то двоих или троих застигнутых за неприятным разговором, кухня или ванная засыпанная порошком для травли тараканов

Что напоминает ветер? —

принюхивание зверя, изменяющиеся потоки местного внимания, саморазрушающуюся телесность до уровня неразличимого слоя, нежелание проявить себя в своем собственном обличии, что-то подтягивающее со стороны кухни и ванной

Что напоминает дождь? —

истечение крови из многочисленных уколов, какие-то быстрые и неоконченные движения пальцами всех рук и ног, какие-то протекания на кухне или в ванной

Что напоминает огонь? —

спаривающегося зверя с открытым ртом, запутывающееся самооправдание, мгновенная ссора на кухне или ванной

Что напоминает воздух? —

какого-то воображаемого зверя, и тихого единорога, непоспешно выпитый стакан почти не различаемой жидкости, полный порядок и пустота в кухне и ванной

<p>Про мертвецов</p>1999Предуведомление

Известны многие способы попечения мертвецов живыми от ухода за могилами до попыток руководить ими и в загробной жизни, как это, например, происходит в Книгах мертвых. Есть технологии и возвращения мертвецов к жизни, дабы их заново приучать к земному обиходу – известны различные ухищрения по воскрешению от кудесников до нашего Федорова. Мы работаем примерно в том же направлении.

                 Давай, родимых мертвецов                 Поселим посредине дома                 Своего                 Где все им близко и знакомо                 И станем как живых отцов                 И матерей                 Поить, кормить их беспрестанно                 Пока они чрез то не станут                 Живыми                 Т. е. – оживут                 Давай, научим мертвецов                 Жить по обычному порядку                 С утра пойдут, вскопают грядку                 Потом щекочущих квасцов                 К порезу рваному приложат                 И так пойдет, и так умножат                 Собой                 Жизнь                 Давай, ленивых мертвецов                 Чему полезному обучим                 В июне, скажем, у обочин                 Лежать                 А после на пути косцов                 В июле жарком попадаться                 Ложиться! – те увидят: Братцы                 Мертвец! —                 И бежать* * *

А то еще можно мертвецов приучить за детьми приглядывать

* * *

А то можно мертвецов к какому-нибудь нужному труду пристроить, на который у живых терпения и нервов не хватает

* * *

А вот второй раз ставших мертвецами уже трудно приучить к какой-нибудь размеренной деятельности – дикими становятся

* * *

Второй раз ставших мертвецами ученые не рекомендуют надолго оставлять одних с детьми

* * *

Известно, что второй раз ставшие мертвецами предположены к дальнейшему многократному умиранию

* * *

А то, давай, научим мертвецов быть просто мертвецами, но это самое бессмысленное

* * *

А то, давай, сначала сами обучимся быть мертвецами, чтобы ближе понять эту проблематику

* * *

А то, давай, предоставим мертвецам самим обучаться и быть обучаемыми, хотя это самое неблагодарное и опасное

<p>Полуинтересное</p>2005Предуведомление

Почему полуинтересное? Да кто же осмелится утверждать, что все ему привидевшееся и пришедшее на ум так уж непременно интересно для всех прочих? Только безумцы или имеющие на то прямое подтверждение небес. У нас таких прямых удостоверений нет, да мы и не безумцы. Вот и выходит, что уверение о полуинтересности всего здесь изложенного – тоже достаточно смелое и рискованное утверждение. Но мы люди смелые и рисковые. Не говно там какое-нибудь, на самом деле!

                 Настойчивость призывной комиссии                 Помогла раскрыть преступление                 Мать призывника рассказала                 Что еще десять лет назад                 Мальчик ее                 Был убит отцом                 И тайно закопан в Подмосковье                 Вот тебе и армия!                 Тридцатилетний лесник                 Охотился за женщинами в чаще                 Между платформой Подсосенки                 И деревней Анциферево                 Но попался                 А как не попадешься-то?                 Я мимо проходил, смотрю я —                 Окно раскрыто, шторы нет                 А в глубине играет трио                 Видно, бетховенский квартет                 Какой-то                 Такой спокойно-величавый                 Я мимо проходил случайно…                 Вот и проходи                 Запрусь на кухоньке и супу                 Грибного тихонько поем                 Вот что-то мир как Кеис Упу                 Большая                 Мне разонравился совсем                 Куда ни глянешь – всюду труп!                 Все разонравилось, лишь суп                 Только                 Грибной                 Один и не разонравился
Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия