Читаем Монстры полностью

                 Особенно смутной осенней порою                 Гуляешь по кладбищу в центре Москвы                 Они подлетают веселой толпою:                 Ты здесь похоронен? – Да нет, это вы                 Здесь похоронены! —                 Да нет, нет, это ты здесь похоронен! – смеются они                 Нет, нет, вы, вы! – настаиваю я                 Ты, ты! – звучат их девические голоса                 Вы, вы! я абсолютно во плоти! —                 Ну, это ты в пределах стянутого на тебя континуума описываешься в терминах, определяемых как предикат плотскости, а мы индуцированы на границе и вольны принять любую систему! —                 Ну, что им отвечать?! Согласен, девочки                 Где было много – стало мало                 Чего и сколько – не понять                 Лишь одна клеточка рыдала                 Ее мне было не унять                 Она о всех ушедших пела                 Отчаливших в небытие                 Одна репрезентуя тело                 Ужавшееся до неет. е. до уровня одной клетки, переходя практически в другое измерение, ушедши, как говорится, в астрал, почти совпав в размерах с горизонтом души и как бы даже соревнуясь с ней<p>Предшествие постсвятости</p></span><span>1992Предуведомление

Все это пред и пост в предыдущие времена аксиологических воспалений всевекторных придатков были бы взаимоисключающими, или бы обводящим оксюморонно-трансгрессивным способом указывали на наличие неопознанного, несхваченного иного, обхватывающего их в их взаимоотрицании самораздвояющейся полнотой.

Нынче же что? – нынче же ничего. В смысле, сказал и сказал! И ничего не шелохнулось, не встрепенулось, не обрушилось и не прорвалось. Никакой вихрь не двинулся ни на какой смерч, сметая все и вся на своем пути. Просто берется линеечка, откладывается столько-то сантиметров по этой оси, столько-то по той – вот те и твои предпост, кушай.

                 Рыбка малая, ловись                 Малая-премалая                 Господи, Есусе Христь                 Как уж ты нас балуешь                 Право                 Ловишь белою рукой                 Смотришь в очи синие                 Блеклые                 И пускаешь на покой                 В омуты России                 Отдохнуть                 Лет так на двести-триста                 Батюшка пухлой рукой перекрестит                 Да и в алтарь свой уйдет                 Выйдет хромая Матрена из местных                 В церкови все приберет                 Свечки заменит да двери закроет                 Выйду я смирн на крыльцо                 Вечер как будто из призрачной скроен                 Марли                 Наброшенной на лицо                 Мое                 Горящее                 Многострадальной Волгой шли                 И Ленина мы проходили                 Статую                 Она пылала в дивной силе                 Еще не зная, что вдали                 В Москве                 В мавзолее                 В центре                 В сердце своем                 Неумолимо год от года                 Слабеет он среди народа                 Образом своим                 А она не знала и все пылала неземной силой, уж неизвестно                                                                   у кого и заемной                 У нас легко злодеем быть                 Народ их любит, и у Бога                 Российского одна тревога                 Как бы его не загубить                 Не извести окончательно                 Злодейство                 А ежели ты не злодей                 То для тебя среди людей                 Даже и различенья-то нет                 Нет различающего устройства и устава                 Все одно – злодей<p>Физиологемы оставляемой духовности</p></span><span>1993Предуведомление

Я печатаю этот сборник в Новый год. Прямо в самом что ни на есть прямом смысле – 31 декабря. Куда уж прямее. И вижу все ясно. Куда уж яснее. Как шершавым языком годов, и этого, почти уже последнего, слизывается тонкая, истончившаяся (некогда упругая, мягкая и блестящая) пленка духовности, мощным структурирующим образом облегавшая мир сей. И он, мир, почувствовав внешнюю оставленность и как бы вседозволенность, всевозможность, своим внутренним вспучиванием надувает несуразные пузыри и фантомы, телесно заполняя пространства оставленные волей и энергиями.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия