Монстры

– Видишь эти знаки? – спрашивал Александр Константинович, наклоняясь прямо к лицу Рената, обдавая его горячим, без всякого запаха дыханием. Он приблизился настолько, что Ренат смог наблюдать свое маленькое отражение в блестящей синеватой роговице его фосфоресцирующих глаз. Отражение было странным, невероятно отчетливым, хотя чудовищно мелким, микроскопическим, искаженным структурой тамошнего ирреального пространства. Ренат надолго задержался на рассматривании своего фантомного изображения. Александр Константинович не мешал, застыв в молчаливой мизансцене.

– Вижу, – почти заговорщицки прошептал Ренат. Было непонятно, к чему это относится – к маленьким, почти незаметным знакам на тыльной стороне руки или к собственному отражению в роговице предстоящего ему вкрадчивого учителя. Александр Константинович удовлетворенно и подтверждающе кивнул.

– Чистые тела бывают от природы саморожденные, как самородки, скажем, золота, а бывают как россыпи мелких золотых крупинок. Их наращивают промыванием, – Александр Константинович маленькими точными руками взял Ренатовы ладони. Держал их, легко сжимая. Почти касаясь щеками лица Рената, глядел ему в глаза своими прозрачными и немигающими. Какая-то точная мера влечения и самосохранения удерживала Рената на минимальном, неясно прослеживаемом по контуру всего тела, но явно ощущаемом расстоянии от Александра Константиновича. Спасительная, оберегающая мера. Или просто мера корректности, непонятно кем выверенная и спущенная ему, тогда еще вполне невежественному и наивному.

– Конечно, условно, – усмехнулся Александр Константинович, отпуская Рената и отстраняясь от него. Ренат посмотрел на Александра Константиновича. Того опять легко и стремительно передернуло. И опять это было секундным видением или миражом. Скорее всего, овеществленная, визуализированная экстраполяция и перенесение собственного внутреннего и телесно-мышечного перенапряжения на собеседника.

Александр Константинович стоял рядом тихий, серьезный, элегантный и спокойный, в темно-сером костюме из поблескивающего лавсана и в серой рубашке. Чистое выбритое лицо было словно обтянуто неким матовым голубоватым маревом. Он по-прежнему улыбался.

Александр Константинович снова приблизил лицо, и теперь Ренат увидел его странно горящие глаза, в которых ничего не отражалось, но которые излучали необыкновенного рода тяжеловатую энергию. Ренат заметил также быстро-быстро подрагивающие губы и вослед им дрожание всех черт лица. В какой-то момент дрожание достигло такого предела, что Ренат почти не узнал знакомого Александра Константиновича. Перед ним был саморазмывающийся, самодробящийся и самоотменяющийся, будто вызываемый из отсутствия, из пустоты, из небытия напряженными усилиями самого Рената облик профессора. Во всяком случае, Ренату так показалось.