Монстры

– Так бывает, – произнес Александр Константинович. – От самого индивидуума в данном случае мало что зависит. Только интуиция. – Отошел к доске и влажной тряпкой смахнул с нее мелом начертанную схему каких-то непропорционально развивающихся производительных сил и производственных отношений при капитализме. – Хотя все же нельзя утверждать, что от личности абсолютно ничего не зависит. Не зависит от волевой составляющей. Приходится изъясняться метафорами. Собственно, любой нематериальный недетерминированный опыт по-иному излагать невозможно, – Александр Константинович несколько даже по-шутовски развел руки и чуть-чуть изогнулся в иронической позе. Его прекрасный светлый костюм в нескольких местах был испачкан мелом. Но в соседстве со светло-серым эти пробелы придавали костюму вид какого-то почти космического одеяния, сквозь которое прорываются вспышки дальнего спрятанного свечения. – Тут бывают и всякого рода прелести, соблазны. – Александр Константинович замолчал, протирая перемазанные мелом руки, временами засовывая их в карманы. Молчал, словно соображая, каким более понятным и вразумительным способом продолжить рассуждения. – Я все время употребляю это проклятое «как бы». Но оно, собственно, и есть ключевое слово. Единственное, имеющееся в распоряжении крупноагрегатных и неповоротливых образований, вроде человека, обладающих малой частью чистоты и подвижности в виде головного мозга. Так вот, нужно рукоположение перворожденного чистого тела, – рука Александра Константиновича, державшая Рената, буквально налилась жаром и раскалилась, так что Ренат чуть было не отдернул свою, но удержался. Александр Константинович ослабил хватку и улыбнулся одними губами, прямо поднесенными вплотную к его лицу. – Но встречи с ними трудны, редки и маловероятны, – прошелестел он. Отклонился. Выпрямился. Посмотрел на Рената прямо-таки из невероятного далека. – Ты слыхал о кальвинистской идее предопределения, идущей еще от Августина? Божественного предопределения. То есть все изначала предопределено, и сделать уже ничего невозможно. Только смирение. Великая идея. Ну, да это другое. Хотя, конечно, то же самое, просто в другом модусе рассмотрения. Опять отошел вглубь аудитории к доске. – Смотри, – на очищенном черном пространстве доски нарисовал мелом большую окружность. – Это – универсум чистых тел. Они, относительно друг друга, практически – ну, с нетвердыми нашими знаниями об их природе трудно сказать что-либо более определенное – статичны и параллельны. То есть у них свои изменения вдоль оси, идущей вглубь, которые и которую нам наблюдать не дано и соответственно не подлежащие нашему суждению. Можно, конечно, и многие пытаются умозрительно приписать им некоторые значения и направления вектора или векторов. Но все подобное чудовищно недостоверно и, по сути, неверифицируемо. Однако у данных неухватываемых феноменов присутствует мобильность также и в обратном направлении вдоль той же оси к нам. – Александр Константинович нарисовал другую окружность. – Это мы. Любой из нас, предопределенный, сподобившийся накоплению чистоты, начавший процесс, вернее, тот, в котором этот процесс начался. – Он жирно обозначил на доске центры обеих окружностей и жестом подозвал Рената подойти поближе. Ренат приблизился. Испачканной мелом рукой Александр Константинович приобнял его за плечи, оставляя и на его одежде меловые следы пробивающегося, проявляющегося свечения. – У нас это ось времени, а у них – нарастание массы. Мы вдоль нашей движемся необратимо. – Перехватив мел в левую руку, поставил стрелочку, пристально глядя в лицо Рената и даже не оборачиваясь на доску. – А они, хоть и нарастают в одном направлении, но имеют мобильность возврата и сбрасывания массы посредством кванторов пересчета! – Александр Константинович ласково улыбнулся.

– А зачем им вступать в контакт с нами?

– Не знаю. Может, и незачем. Может, им так положено. Может, у них единственное удовольствие такое. Прямо сладострастие! – Александр Константинович несколько разгорячился. Раскраснелся. Голос приобрел высокое металлическое звучание. Потом, словно опомнившись, снова перешел на приглушенные ласковые тона. Чересчур даже приглушенные. – Они тоже не предел самим себе, – и сухой тряпкой, вызывающей прямо-таки першение во рту при одном взгляде на нее, размазал изображение на доске в белое мутное пятно. Присмотревшись, подтер какие-то остававшиеся неразличимые малые детальки. – Чтобы никто не соблазнился, – и улыбнулся.

В дверь заглянули. Это были Андрей и Алексей. Соученики Рената. Уважительно поприветствовали Александра Константиновича и подмигнули Ренату. Тут же дверь и затворили.

– Потом договорим, – Александр Константинович помедлил и направился к двери. – Приходи на кафедру. Через неделю.

Он вдруг представился Ренату пепельно-бледным и отсутствующим. Его голос звучал как бы отдельно от него и чуть-чуть сверху. Собственно, он и повыше был Рената на голову-полторы.