Монстры

                 Я шел и свежий воздух пил
                 Но вдруг какой-то звук раздался
                 Я моментально огляделся —
                 Оказывается, наступил
                 На неожиданного зайца
                 Какого-то
                 Он плакал, лапку прижимая
                 К груди! но жизнь была живая
                 Вокруг
                 Все было в порядке

                 Чайка лежит словно живая —
                 Но мертвая! не ножевая
                 Глубокая под сердцем рана
                 Но маленький какой-то странный
                 В головке ровненький овал
                 Чернеет – как поцеловал
                 Кто
                 Неудачно

                 Шел и повстречал я ежика
                 Заглянул ему в глаза
                 Он мне говорит: А ножика
                 Нету у тебя ли за
                 Спиной

                 Я ответил: Милый мой
                 Кто же знает – за спиной
                 Что творится

                 Под одеялом дышит мерно
                 Лошадка, сон ее глубок
                 А я один в полях безмерных
                 Брожу угрюм и одинок
                 И шевелю губами травы
                 И все-тки они были правы
                 Те
                 Которые про Навуходоносора

                 Немножко кушают, немного
                 О счастье думают, потом
                 Под яблоню в густую тень
                 Ложатся и безумно долго
                 Спят

                 А кто это? – а наши кошки
                 Сперва покушали немножко
                 Затем немного подумали о счастье
                 И улеглись спать в густой лиловатой бархатной яблоневой
                                                                   тени в саду

                 На ножках тоненьких как спички
                 Словно из Блока настоящего
                 Ждет подходящей электрички
                 Ночная девочка гулящая
                 Всеми не то чтобы заброшенная
                 Стоит, стоит да и в некошеный
                 Ров
                 Свалится

                 Мимо здания большого и красивого
                 Среди поздней ночи проходил
                 И забитыми все двери находил
                 Лишь записка там: Товарища Нусинова
                 Просим заглянуть к нам двадцать пятого
                 А сегодня тридцать первое – понятно, он
                 Уже заглянул

                 Тиха-тиха деревенька
                 Белым снегом прикровенька
                 Да среди холмов лежит
                 Словно славный кот-Баюн
                 Видит, кто-то там летит
                 лапой хвать его: Аю!
                 Как звать-то? —
                 А он лежит, не дышит

Буквы

1997

Предуведомление

Подобное мы уже имели однажды повод описать. Но артикуляционное становление, как бы составление, выращивание из букв-онтологем стройного растения смысла, поданное как картина, состоящая из исторически-детерминированных разбросанных по разным временам и народам актов в их квазипроцессуальной выстраиваемости – как такое может не заворожить взыскующую и тонко чувствующую душу и не заставить возобновлять поиски сходных глубоко волнующих архисобытий

* * *

Для произнесения первой буквы едет черт-те куда, меняя поезда, а после дилижансы, укутываясь от дождя и ветра в тяжелую серую крылатку, распахивает дубовую дверь какой-то таверны, забивается в угол и, посматривая через плечо в маленькое темное грязное окно, произносит: Е, и обнаруживает себя на польско-литовской границе

* * *

Для произнесения второй буквы находит, что сподручнее всего обернуться в ударника 2-й пятилетки или что-либо подобное и на головокружительной высоте монтируемой домны громко, почти вызывающе выдыхает в искрящийся воздух: В

* * *

Для произнесения третьей буквы обнаруживает себя ребенком в бело-синей матросочке бродящим по старинному саду, забредшим в неведомую беседку, бледным, тонким мизинцем в глубоком молчании на пыльных мраморных перилах выводящим откуда-то выплывающее А

* * *

Затем оказывается в бреду, толи после тяжелых и неудачных родов, толи принесенный незнакомыми крестьянами с соседнего поля битвы в темную избу, где он лежал, окруженный горой погубленных им врагов, то ли после судьбой, либо агентами тайной полиции, порушенной любви, мечется и в горячке выкрикивает: Н-ннн!

* * *

Для произнесения следующей буквы бегает в виде зверя с длинными висящими ушами, завивающимся хвостиком, голубыми глазами, окруженными длинными шелковистыми темными ресницами, оборачивается на чье-то глухое шевеление в темноте кустов и произносит чуть заикаясь: Г-гггг!

* * *