Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)

А потому достаточно опасно в период «между двух смертей», после смерти и до упокоения, оказаться бывшим дурным кредитором, взимавшим кабальный процент, то есть больше десяти процентов. Но столь же опасно оказаться бывшим плохим должником, то есть умереть, не уплатив своих долгов кредиторам, не требовавших грабительских процентов, либо бедным, либо товарищам, либо Богу... Следовательно, долгой беготней наказываются те, кто перед смертью задолжал кому-то зерно; наказываются священники, мошенничавшие и скрывавшие от церкви уплаченные мирянами сборы. Что касается тех же покойных священников, то те из них, кто при жизни не прочел все положенные Часы, остаются должны Божьей Матери. Будучи призраками, они должны нагнать положенное число молитв, если хотят посредством большой смерти, наступающей через какое-то время после малой смерти, попасть в место упокоения[998].

Таким образом, снова проявлется интегрирующая функция культа мертвых, но уже не только внутри одного скорбящего domus, но в отношениях domus и domus, в рамках более обширного, чем группа домашних, сообщества, основанного на взаимных услугах. Если верить фольклорной вечерней сказке, воспроизведенной Бальзаком в его «Сельском враче», торговка пенькой добьется хорошего урожая и плодородия на своем поле и в своем доме, оказав соответствующие почести покойнику (убитому и разрезанному на куски), не входившему в ее семью, и таким образом облегчит его участь на том свете. Рассуждение Желиса и ему подобных перевернуто, но, в конечном счете, сводится к тому же: мертвые способствуют процветанию чужого, а не своего domus, когда заставляют домашних платить свои не отданные перед смертью долги этому другому дому; тем самым они улучшают свое положение на том свете, поскольку приближают то время, когда все долги в земле живых будут уплачены и покойник покинет, наконец, землю мертвых, чтобы отправиться в место упокоения. Культ мертвых в данном случае обеспечивает добрососедское возвращение долгов одного domus другому. И при этом обходится без дорогостоящего вмешательства судебных или иных инстанций. Мы вновь обнаруживаем полезную функцию урегулирования долгов, которую выполняет душепосланник вроде Желиса.

Наиболее священный долг, который может быть у человека из порядочного дома, смертного, как и все мы — это то, что он должен бедным. В речах Желиса постоянно упоминаются обычные поручения, даваемые ему мертвыми: в целях облегчения собственного положения они через армье передают своим семьям одно и то же послание — просим вас, отдайте столько-то и столько-то бедным. Здесь взаимность даров и отдариваний очевидна: мы уже видели, что подать бедному, нищему, или собирающей милостыню монахине на деле означает подать самому покойнику, а сверх того — подать Богу[999].

* * *

Теперь мы достаточно знаем, чтобы определиться с функциями посредника и организатора переговоров, выполняемыми Желисом: переговоры живых с мертвыми, мертвых с мертвыми, живых с живыми и мертвых с живыми.

Отнюдь не обездоленный, вероятно — владелец собственного дома (I, 128), не из работяг, большой любитель понежиться на солнышке (I, 550), Желис был слугой каноника, потом ризничим. Его роль — развязать язык мертвецам. В конечном счете, роль вполне сравнимая, несмотря на гигантскую культурную и хронологическую разницу, с ролью историка в нашем современном обществе.

Клиентура Желиса состоит из некоторого количества родов и domus, среди членов которых есть как живые, так и мертвые. В числе первых, наряду с родней покойников, встречаются их друзья, вся старая система дружеских связей. Отношения между душепосланником и его живыми клиентами представляются достаточно панибратскими: он может давать консультацию по поводу потустороннего мира какой-нибудь женщине, которая одновременно готовит пищу для больного, в то время как ее сын, присутствующий при беседе, обдирает баранью шкуру. Эта клиентура является одновременно городской и сельской, как, впрочем, и сами душепосланники, происходящие как из деревни, так и из города.

Что же касается мертвецов, согласившихся вступить в контакт с Желисом, его отношения с ними также не отмечены чрезмерной официальностью: при случае армье выступает в роли посредника не между мертвым и живым, как обычно, а между двумя покойниками, каждый из которых с ним приятельски беседует (I, 134). К несчастью, эта загробная клиентура находится в состоянии постоянного обновления: новые покойники постоянно пополняют и без того тесные ряды призраков, стоящих столь же плотно, как колосья, в то время как более ранние покойники исчезают навсегда, поглощенные мраком места упокоения.

Проявляя скромность, строго соблюдая профессиональную тайну, Желис хранит свою информацию для себя самого или для тех, кому она непосредственно предназначена. Он занимается своим ремеслом к полному удовлетворению людей, доверяющих ему как с той, так и с другой стороны границы жизни.