Монтаньяры

Довершением всех злоключений Коммуны явилась лихорадочная, но бестолковая деятельность ее военного вождя Анрио, бешено скакавшего из конца в конец города. Он успел на протяжении трагического дня не только передавить лошадьми несколько прохожих, но и совершить немало других «подвигов». Сначала он решил освободить Робеспьера и полетел в Комитет безопасности. Однако оказался арестованным сам! Военные «действия» возглавил Коффиналь, бывший врач 32 лет, заместитель председателя трибунала, прославившийся единственной репликой, которую он неизменно говорил каждому подсудимому: «Я лишаю тебя слова». Эти слова стали его прозвищем. Именно он сократил и подделал протоколы процесса Дантона. Но этот соратник Робеспьера действовал по крайней мере энергичнее, чем Анрио.

Поскольку в повстанческом Исполнительном совете не оказалось ни одной политической головы, решили попытаться освободить арестованных вождей. Когда после набата, раздавшегося в 7 часов, на Гревской площади собралось достаточное число сторонников Коммуны, Коффиналь во главе сильной колонны с пушками отправился к Тюильри. Ему удалось освободить Анрио, и два «генерала» стали думать, что делать дальше. Конвент, на который направили стволы 12 орудий, мог легко стать их добычей. Но исход дела решила дисциплина, установленная Робеспьером в Коммуне. У Коффиналя оказался приказ Пейяна, немедленно после освобождения Анрио вернуться в Ратушу, что и было сделано. Триумфатором возвратился Анрио в Коммуну, но там с первого взгляда поняли, что лучше бы он оставался под арестом: генерал был пьян! Тем более необходимым представлялось освобождение Робеспьера и его арестованных друзей. Поскольку их посадили в разные тюрьмы, несколько отрядов устремилось на выполнение этой боевой задачи. Вскоре привели Робеспьера-младшего, затем появился Сен-Жюст, Леба и, наконец, Кутон. Сложнее обстояло дело с Робеспьером-старшим…

А что происходит в другом лагере? Сначала в Конвенте при грохоте пушек подошедшей колонны с артиллерией воцарилась паника. «Граждане, наступил момент умереть на нашем посту», — заявил председательствующий Колло д'Эрбуа. Вскоре, однако, узнали, что пушки, так и не сделав ни выстрела, удалились от Тюильри. Депутаты повеселели. По предложению Фрерона Конвент назначает Барраса командующим Национальной гвардией. Освобождение Коммуной арестованных робеспьеристов послужило поводом принятия декрета, объявившего всех вне закона. Это означало немедленную передачу их в руки палача без суда, после простого удостоверения личности. Решение принимается единогласно и распространяется на членов Коммуны. 12 депутатов в сопровождении жандармов отправляются в разные районы столицы, чтобы немедленно при свете факелов оглашать принятые декреты и объявлять Робеспьера агентом роялистов.

Ярого врага Робеспьера Вадье позже спросили, зачем потребовалась такая явная ложь. Он ответил: «Страх потерять свою голову стимулирует воображение». Новый командующий силами Конвента Баррас сначала решил успокоить депутатов тем, что в случае опасности нападения на Конвент ему можно будет эвакуироваться на высоты Медона близ Парижа. Бийо-Варенн резко возразил: «Необходимо наступать на Ратушу и окружить ее. Не давайте времени Коммуне и Робеспьеру перерезать нас». К Конвенту приходят на помощь все новые отряды из секций. Леонар Бурдон объявляет о желании левых, эбертистских секций участвовать в штурме Ратуши. Рвется в бой секция Гравильеров, жители которой не простили Робеспьеру страшной гибели своего любимого вождя Жака Ру. Во втором часу ночи около четырех тысяч национальных гвардейцев, разделившихся на две колонны, одна под командованием Барраса, а другая — Леонара Бурдона, движутся вдоль Сены и по улице Сент-Оноре к Ратуше. Коммуна не позаботилась даже выставить часовых. Силы Конвента не встречают сопротивления.

Робеспьер уже в Ратуше, хотя до этого и не думал участвовать в восстании. Уже давно его действия носят загадочный, непонятный характер. Казалось, он просто равнодушно плывет по течению, как бы потеряв былую энергию, интерес к исходу борьбы. Ведь, в отличие от 31 мая или 2 июня, он сейчас не видит никаких реальных перспектив. А ведь даже и тогда, когда он решал важнейшие политические задачи Революции, он держался в стороне, выжидая исхода борьбы. Теперь же ему все равно. Лишь вначале он некоторое время уклоняется от участия в восстании против Конвента. Когда его привели в Люксембургскую тюрьму, глава этого заведения отказался принять слишком знаменитого арестованного. Однако Неподкупный сам требует отвести его в камеру: «Я буду защищаться перед трибуналом». Видимо, Максимилиан забыл о своем Прериальском законе, исключающем всякую защиту. Могут обойтись и без этого закона, не мог же он не помнить, как по его же воле поступили с Дантоном.