Монтаньяры

Вот случай, когда уместно вспомнить старую формулу: удар копытом осла.

Победители решили придать казни показательный характер справедливого возмездия. Гильотину перевозят обратно с Тронной заставы на площадь Революции. Это на много часов продлит агонию Робеспьера. Он лежит на столе в приемной Комитета общественного спасения. Около шести часов утра хирург делает ему перевязку, удаляет несколько зубов из раздробленной левой челюсти. В продолжение нескольких часов к Робеспьеру, распростертому на столе, приходят любопытные. Слышны оскорбления, насмешки. Но на некоторых лицах — выражение ужаса перед этой драмой величия и падения. Утром робеспьеристов перевозят в тюрьму Консьержери — прихожую гильотины. Фукье-Тенвиль проводит процедуру опознания.

В половине шестого вечера 10 термидора, или 28 июля по старому «рабскому» стилю, 27 осужденных размещают по телегам. Робеспьер вместе с братом, Кутоном, Сен-Жюстом и Анрио на одной повозке, мертвый Леба лежит на другой. Кроме Сен-Жюста, сохраняющего гордое хладнокровие, у всех ужасный вид. Анрио в одной рубахе, у него выбит глаз. Великолепный костюм Робеспьера, тот самый, в котором он возглавлял праздник по случаю Верховного существа, забрызган кровью, чулки спустились, его знаменитый голубой камзол измят и запачкан, вместо тщательно уложенной, напудренной прически, всклокоченные волосы. Кучерам приказали везти медленно, чтобы народ, запрудивший улицы, мог рассмотреть преступников. Жандармы саблями указывают на Робеспьера, ибо узнать его невозможно. Слышны проклятия. Кричат: «Чертов максимум!» Это голоса рабочих. Повозки двигаются по улице Сент-Оноре мимо дома Дюпле с закрытыми ставнями.

Кутон гильотинирован первым, Робеспьер — предпоследним. Палач предварительно грубо сорвал с его лица повязку (как будто казни недостаточно!). Страшная боль вырвала из горла Максимилиана чудовищный вопль. Все произошло быстро. Только два дня прошло, как Робеспьер сказал: «Я завещаю им ужасную правду и смерть!»

Глава X ПОСЛЕДНИЕ МОНТАНЬЯРЫ

РЕВОЛЮЦИЯ ИЛИ РЕАКЦИЯ?

Убийство Марата вызвало взрыв народной любви к Другу народа. Гибель Дантона ужаснула патриотов. Многочисленные друзья оплакивали его. Даже противники трибуна считали, что ушел единственный деятель, способный вывести революцию из тупика. Напротив, казнь Робеспьера встретили с ликованием или с явным чувством облегчения. Он умер одиноким, каким, собственно, и был всегда. Самые близкие люди теперь изображали себя его врагами. Художник Давид еще вечером 8 термидора пылко провозгласил в Якобинском клубе готовность погибнуть вместе с Робеспьером. Но он сразу же отрекся от Неподкупного и 9 термидора даже не явился на заседание Конвента. Сестра Робеспьера Шарлотта попала в тюрьму. Но она быстро получила свободу, подтвердив, что ее брат готовил чудовищный заговор. Так она заслужила специальную пенсию.

Само имя Робеспьера подвергается поношению. Поскольку он действительно оказался узурпатором, охотно верили любой вздорной выдумке о нем, например, о его «планах» женитьбы на дочери Людовика XVI, заключенной в башне Тампль. Сочинили такую эпитафию для его надгробия: «Прохожий, кто бы ты ни был, не печалься над моей судьбой. Ты был бы мертв, когда бы я был живой». Ни этой, ни другой эпитафии не потребовалось. У Неподкупного, как, впрочем, и у других погибших монтаньяров, не будет могилы. Обезглавленные тела всех казненных 10 термидора сбросили в общую яму на кладбище «Эрранси» и засыпали негашеной известью…

Смерть Робеспьера особенно обрадовала санкюлотов, то есть народ, который он почти обожествлял! Вожаки парижской бедноты теперь откровенно высказывали все, что о нем думали. Случайно уцелевший лидер «бешеных» Варле видел в диктатуре Неподкупного «правительство уничтожения нации, социальное чудовище, шедевр макиавеллизма». Гракх Бабеф писал о «Максимилиане злобном», как о воплощении контрреволюции, обвинял Конвент в излишней снисходительности к террористам.

Нетерпеливо торжествовавшие предводители парижской черни вообразили, что 9 термидора произошла «революция». Они объединились в Электоральный клуб, заседавший в Епископате или в секции Музея, и торжествовали победу. В гибели Робеспьера они видели справедливое возмездие, отмщение за казни своих вождей Эбера, Шометта, кордельеров. Сначала никто не сомневался, что революция справедливо покарала того, кто не только не отменил злодейский закон Лe Шапелье против рабочих, но дополнил его жестокими преследованиями зачинщиков рабочих выступлений, кто накануне 9 термидора установил ненавистный максимум на зарплату. Как можно было сомневаться в том, что произошла новая революция, если прах Марата теперь наконец торжественно поместили в Пантеон, чему так противился Робеспьер!